Михаил Шолохов

Тихий Дон. Том I


Скачать книгу

к Петрову коню припрягли низкорослого, но тягущо́го конишку Федота Бодовскова.

      – Садись на моего! – приказал Степану Христоня.

      Сам полез в будку к Петру.

      Уже в полночь приехали на хутор Гниловской. Стали у крайнего куренька. Христоня пошел проситься на ночевку. Не обращая внимания на кобеля, хватавшего его за полы шинели, он проплюхал к окну, открыл ставень, поскреб ногтем о стекло.

      – Хозяин!

      Шорох дождя и заливистый собачий брех.

      – Хозяин! Эй, добрые люди! Пустите, ради Христа, заночевать. А? Служивые, из лагерей. Сколько? Пятеро нас. Ага, ну, спаси Христос. Заезжай! – крикнул он, поворачиваясь к воротам.

      Федот ввел во двор лошадей. Споткнулся о свиное корыто, брошенное посреди двора, выругался. Лошадей поставили под навес сарая. Томилин, вызванивая зубами, пошел в хату. В будке остались Петро и Христоня.

      На заре собрались ехать. Вышел из хаты Степан, за ним семенила древняя горбатая старушонка. Христоня, запрягавший коней, пожалел ее:

      – Эх, бабуня, как тебя согнуло-то! Небось, в церкви поклоны класть способно, чудок нагнулась – и вот он, пол.

      – Соколик мой, атаманец, мне – поклоны класть, на тебе – собак вешать способно… Всякому свое. – Старуха сурово улыбнулась, удивив Христоню густым рядом несъеденных мелких зубов.

      – Ишь ты, какая зубастая, чисто щука. Хучь бы мне на бедность подарила с десяток. Молодой вот, а жевать нечем.

      – А я с чем остануся, хороший мой?

      – Тебе, бабка, лошадиные вставим. Все одно помирать, а на том свете на зубы не глядят: угодники – они ить не из цыганев.

      – Мели, Емеля, – улыбнулся, влезая на бричку, Томилин. Старуха прошла со Степаном под сарай.

      – Какой из них?

      – Вороной, – вздохнул Степан.

      Старуха положила на землю свой костыль и мужским, уверенно-сильным движением подняла коню испорченную ногу. Скрюченными тонкими пальцами долго щупала коленную чашечку. Конь прижимал уши, ощеряя коричневый навес зубов, приседал от боли на задние ноги.

      – Нет полому, казачок, нету. Оставь, полечу.

      – Толк-то будет, бабуня?

      – Толк? А кто ж его знает, славный мой… Должно, будет толк. Степан махнул рукой и пошел к бричке.

      – Оставишь ай нет? – щурилась вслед старуха.

      – Пущай остается.

      – Она его вылечит: оставил об трех ногах – возьмешь кругом без ног. Ветинара с горбом нашел, – хохотал Христоня.

      XIV

      – …Тоскую по нем, родная бабунюшка. На своих глазыньках сохну. Не успеваю юбку ушивать – что ни день, то шире становится… Пройдет мимо база, а у меня сердце закипает… упала б наземь, следы б его целовала… Может, присушил чем?.. Пособи, бабунюшка! Женить его собираются… Пособи, родная! Что стоит – отдам. Хучь последнюю рубаху сыму, только пособи!

      Светлыми, в кружеве морщин, глазами глядит бабка Дроздиха на Аксинью, качает головой под горькие слова рассказа.

      – Чей же паренек-то?

      – Пантелея Мелехова.

      – Турка, что ли?

      – Его.

      Бабка жует ввалившимся ртом, медлит с ответом.

      – Придешь,