Эфир. Ирина Иваненко

глубоко внутри говорило, что надо попробовать.

      Остужая голову и сердце, он вышел из дома и пошел через дорогу к полю и дальнему лесу.

      Пройдя в сумерках метров сто, он остановился и прямо посреди высокой травы бессильно упал на колени.

      Простояв так, будто в полудреме, около часа, Климентий открыл полные решимости глаза и направился к дому.

      Операционная была готова.

      На руках он отнес туда Татьяну.

      – Помогать, батюшка? – несмело спросила Антонина.

      – Нет. Я сам. Как Никитка?

      Антонина заплакала:

      – Дышит.

      – Хорошо. Не приходи пока. Только лампы поправлять. И свечи еще принеси, – сказал он, закрывая за выходящей Антониной дверь.

      Операционная – комната четыре на четыре метра – имела лаконичное содержание. Посредине на точеных ножках стоял белый деревянный стол, застланный чистыми, но посеревшими простынями. В изголовье лежала маленькая твердая подушка. Рядом со столом, застланный такой же посеревшей тканью, стоял маленький столик с приготовленными Антониной медицинскими инструментами. В углу была мойка, состоящая из рукомойника, таза на табуретке и подставки для мыла и полотенец. Керосиновые лампы и зажженные Антониной восковые свечи излучали жар и не давали достаточно света, но утра Климентий ждать не собирался.

      Надев белый с завязками на спине халат, шапочку и марлевую маску, он долго и сосредоточенно мыл руки. Потом так же сосредоточенно раскладывал инструменты, повязки и бинты. Потом, дав подышать Татьяне эфиром, взял в руки скальпель. Стоя над ней, Климентий осознавал, что сейчас, пытаясь провести операцию, он раскроит Татьяне все лицо, и, вероятнее всего, она истечет кровью в первые полчаса, но еще он осознавал и то, что ей осталось всего несколько дней мучительной и бессознательной жизни. Выбирать не приходилось.