тепловизором. Платформа на колёсиках, помещённая на рельсы, ездила по кругу, обеспечивая сектор обстрела на триста шестьдесят градусов вокруг донжона. Кирпичная кладка защищала стрелка до пояса, верхнюю половину туловища оберегал от пуль и осколков броневой щит, прикреплённый к ствольной коробке Корда.
Гробовалов мог отражать атаки с любого направления, ведя огонь по всем четырём сторонам света. Подполковник уничтожал всех прущих на башню разбойников на дальних подступах, когда их пули не пробивали щит пулемёта и стены цитадели. Подойти на дистанцию гарантированного уничтожения пулемётного гнезда из РПГ у бандитов тоже не получалось. Здесь была важна скорость перемещения по открытой территории базы и внезапность появления, чего им как раз никак и не удавалось добиться.
Территория базы лежала как на ладони у бдительного подполковника пьяницы. Он всегда успевал среагировать на вторжение в охраняемый периметр. Разветвлённая система умного видеоконтроля в автоматическом режиме вовремя засекала любое несанкционированное проникновение во владения Гробовалова преступных элементов. Система уверенно отличала людей от животных, и вооружённых людей от мирных граждан. Она самообучалась, запоминая любые записанные ей хотя бы однажды объекты, сортируя их на мирные и потенциально опасные.
О появлении членов крю система оповещала подполковника звуковыми и световыми сигналами. Если же сторож находился вне комнаты контроля, система держала с ним дистанционную связь через планшет, который подполковник всегда таскал с собой. Первоармейцы хотели оборудовать всю базу роботизированными комплексами контроля, но не успели.
Памятниками неудачных набегов стали с полдюжины обгоревших каркасов бандитских внедорожников, ржавеющих на расстоянии разного удаления от башни донжона. Кто куда докатился, там и остался. Кости и детали перемешались с серой мукой золы.
Поразительно, каким тихим выдалось лето, несмотря на то, какой в городе, сутки напролёт, творился ужас. Убивали каждый день, грабили, жгли. И всё как-то происходило вдалеке, никого не касаясь, как шёпот прошедшей мимо, и за многие километры от тебя грозы. Прогремело и опять мёртвая тишина. Люди, как тени; пустые дни; тёмные тихие ночные часы. И так продолжалось до того момента, пока беда не приходила в твой дом.
К концу второй недели посещений дяди Денисом подполковник показал ему то, из-за чего его, собственно, оставили за сторожа. Предложил работу, о которой Денис не стал ничего рассказывать матери. Уж очень ему не хотелось объяснять, что от него требует дядя за консервы, регулярно приносимые им маме. Зачем её расстраивать? Её брат докатился до гнусного шантажа. Так пусть уж лучше она думает, что дядя помогает им бескорыстно, из чувства родственной привязанности.
При воспоминаниях о тех минутах, когда дядя открылся, Дениса до сих пор передёргивало от отвращения к увиденному им омерзительному чуду. Прошло два месяца, подросток несколько привык к дичи