голос гуманности. Я продолжал пялиться на разгоряченные лица двух парней, зазывно махавших руками: «Чего стоишь, дурак, прыгай!»
Вся моя жизнь в одно мгновение развернулась перед моим внутренним взором в виде последовательности нелепых и безответственных прыжков: эмиграция из России в Израиль, шатание по Парижу, решительный переезд из Франции в Англию по приглашению Би-би-си, перемена адресов с той же бездумной и одновременно жуликоватой поспешностью, с какой менялись любовницы. Да и мой визит в Россию после стольких лет разлуки был, как я подозреваю, не самым мудрым решением: мы – Россия и я – уже не узнавали друг друга. И вот меня приглашали прыгнуть в еще одну неизвестность: прямо в лапы двух типов явно уголовного вида; они небось и не надеялись заманить меня в ловушку столь элементарно.
Еще пионером я жил в вечном страхе, что не оправдаю надежд своих товарищей. Я не люблю разочаровывать старших. Я склонен слабовольно потакать желаниям публики. «Не прыгай!» – вопил холодный интеллект. Как и следовало ожидать, я прыгнул.
Я приземлился вполне удачно. Внутри вагона. Двери поезда захлопнулись у меня за спиной с тюремным лязгом. Если бы я замешкался еще на мгновение – оказался бы под колесами. Я оглядел вагон с победной улыбкой, слегка задыхаясь от возбуждения. Два парня, спровоцировавшие меня на это нарушение правил поведения в общественном транспорте, те самые, кого я подозревал в самых подлых намерениях, как ни в чем не бывало дружески похлопали меня по плечу и уселись на свои места. Я, оглядев полупустой вагон, собирался последовать их примеру. Шагнул вперед к свободному сиденью напротив, через проход, и тут же услышал жуткий звук – треск рвущейся материи. Меня как будто отбросило назад невидимой рукой. Я сделал еще одну попытку, осторожно шагнув вперед, и не сдвинулся ни на йоту.
Мое тело было внутри вагона, в этом не было никаких сомнений. Этого, однако, нельзя было сказать о маем плаще: фалды его были зажаты в вагонных дверях.
Как бы убеждаясь в безнадежности ситуации, я, ради чистой формальности, можно сказать, сделал еще одну слабую попытку отделиться от дверей. Никакого результата, кроме еще более странного, неприличного, я бы сказал, звука, я этим своим движением не добился. В следующее мгновение всем пассажирам в вагоне стало очевидно, что со мной произошло. Раздалось первое робкое хихиканье, вначале украдкой, прикрывая ладошкой рот, потом все сильнее и сильнее, и вот вагон уже качало от истерического хохота. Я стоял, пожимая плечами, как нашкодивший ученик. Ничего страшного, успокаивал я себя, кривя лицо в бодрой усмешке: поезд уже выбрался из туннеля, уже шипел тормозами у платформы – через мгновение я буду свободен.
Я уже готовился, как только откроются двери, тут же шагнуть в сторону, уступая проход выходящим и входящим в вагон пассажирам. И тут раздался левитановский бас из вагонного репродуктора: «Станция „Площадь Ильича“. Выход с левой стороны». Свобода зияла по ту сторону прохода. Всего четыре шага.