Море слёз. Эдуард Черченко

на этом поле, требуя предоставление международного юридического статуса участников процесса.

      В общем, в высоких кабинетах и в обществе быстро забыли о произошедшей трагедии. Нет, их поминали как героев, отдавших свою жизнь на благо всего человечества, в том числе и во благо науки. Поэтому в их честь назвали разлом, образовавшийся на поверхности Марса – «Разлом пятерых», который появился не от столкновения с громадным ледяным монстром, а от падения на поверхность Марса остатков от Фобоса, который был разрушен внезапно образовавшейся пространственной воронкой. Той самой воронкой, которая затянула в себя корабль «Виктория» с рабочей контрольной группой, где был Миша.

      И теперь вот он, генерал, после стольких дней, идёт в дом как на плаху, для разговора с горячо любимой им женщиной, с которой они съели уже гораздо больше пуда всякой разной жизненной соли.

      Ключ несколько раз мелодично щелкнул в замке входной двери его городской квартиры, доставшейся им от ее родителей. Он почти бесшумно вошел, снял аккуратно драповое пальто, и, к своему удивлению, услышал, что в доме звучала спокойная, немного душещипательная, но хорошо известная мелодия.

      Генерал поймал себя на мысли, что он не идет, а крадётся, стараясь как можно тише делать свои шаги, чтобы успеть хоть на мгновение разведать обстановку.

      В широкой гостиной на круглом дубовом столе, покрытом узорчатой скатертью, торжественно стоял трехлитровый медный пузатый самовар, а за столом друг напротив друга сидели его супруга и ему совсем незнакомая женщина.  На мгновение генералу ее черты показались знакомыми. В голове мелькнули похожие на эхо образы, но где, когда и почему они ему запомнились, в этот конкретный момент он вспомнить не смог.

      – Можешь не красться, дорогой, проходи, мой руки, и присаживайся к столу, будем знакомиться.

      Его нос уловил аромат жасмина и бергамота.

      Да, мелькнула мысль в голове, она настроена более чем серьезно. Генерал еще раз поморщил лоб. Затем, еще немного потянул время, шурша водой. Боже, президенту легче делать доклад, чем отчитываться перед собственной супругой, а все потому, что там никому твои чувства не нужны. А здесь попробуй их не заметь и все, ты пропал. Или, не дай бог, ты их не так поймешь или объяснишь себе или еще чего хуже, вдруг подумаешь, что ты все правильно понял, а это не так. Черт, тридцать лет вместе, а каждый день как первый, крутилось в голове.

      На столе его ждала тарелка с красиво уложенной глазуньей, тонкими ломтиками обжаренного до золотистой корочки сала и двумя хрустящими хлебными тостами.