устроившись круглой серебристой головой на ее руку.
– А ведь мне было еще меньше, – подумала Тамара Николаевна, – когда я узнала эту сторону жизни, причем в самых низких ее проявлениях. И потом долго не могла терпеть мужчину рядом с собой. Иван сразу подметил, как я леденела в интимных сценах. И лишь в его объятьях оттаяла, все страхи ушли. Как будто заново родилась. Эх, Ваня, Ваня… В который раз за эту неделю вспоминаю тебя! Наверное, скоро встретимся.
Весна 1942-го года
Елизавета Андреевна Важенина работала до войны кассиром в театре. Она считала, что ей очень повезло с работой и вообще, судьба была к ней, жене репрессированного военачальника, более чем благосклонна. Не то что к Наде Ермиловой, соседке по дому, которую вслед за мужем осудили на десять лет без права переписки, а их детей разбросали по разным детприемникам.
Елизавету органы НКВД не тронули. По той причине, как полагала она сама, что ничего компрометирующего на нее не нашли. Да и что с нее, Елизаветы, взять? Пять классов образования, родители из шахтерского городка, из самых что ни на есть рабочих глубин.
До восемнадцати лет она работала учетчицей на шахте, а однажды познакомилась на танцах с молодым политруком из воинской части, дислоцирующейся неподалеку от их городка. Свадьбу сыграли через месяц, и вскоре увез ее Николай на новое место службы. Но и там они долго не задержались. Шесть лет мотались по городам и весям, пока не оказались в Москве. Здесь, в военной академии, муж продолжил свое образование, благодаря чему быстро поднялся по карьерной лестнице.
В те годы, как потом оказалось, самые прекрасные годы в ее жизни, Лиза строила радужные планы. Она мечтала стать артисткой и даже посещала два раза в неделю вечернюю студию при ДК ЗИЛа. Руководитель студии, актер на пенсии, выделял Лизу среди прочих из-за ее неординарной внешности и горячего стремления молодой женщины познать секреты актерской профессии. Пусть не было в ней особого дарования, но благодаря молодому задору, куражу, как говорил руководитель, и одержимости она снискала уважение среди студийцев. «Вы, Лизанька, только не перебарщивайте, – ласково увещевал старый актер, никогда не обижавший своих учеников хамскими замечаниями. – Вы живите на сцене, так же естественно, как у себя дома, но при этом не забывайте об игре. Ваш голос должны слышать в самом последнем ряду, но при этом не оглушайте иерихонской трубой партер. Голос, мимика и жест – вот главные инструменты артиста. Вы меня понимаете?» Порой он пускался в велеречивые воспоминания о старой театральной школе, о своих знаменитых учителях и соратниках по искусству. Лиза слушала, но многое воспринимала по-своему. Ей не хватало культуры, элементарных знаний, да и мещанские взгляды, во многом определявшие ее внутренний мир, не позволяли ей подняться до той духовной высоты, где начинается настоящее искусство.
Свою первую премьеру на сцене ДК она пережила как вполне заслуженный успех, как звездный час. Работники завода, не жалея рук, долго хлопали самодеятельным артистам,