бедного дяди Васи и так раскалывалась голова и он никак не мог дождаться вожделенного спасения, а тут эта ненормальная баба опять с какими-то бреднями.
– Ты по делу говори! – повысил он голос, сменив тон на строгий ментовский, зная, как пронять Маньку. – Ты мне тут напраслину не наводи на людей! И так уже сколько из-за твоих подозрений мне каши расхлебать пришлось!
Манька часто-часто заморгала ресницами, отводя глаза, видно, вспомнив все свои огрехи.
– Да я что ж, дядь Вась, я разве зря говорить буду… – забормотала она. – Весь двор уж знает.
– Так, – строго произнес дядя Вася. – Еще раз повторяю – говори по делу. Не станешь – сейчас пойду и привлеку тебя за клевету! – блефанул Куропаткин, который все равно никуда бы не ушел, не опохмелившись.
Но на Маньку его строгий тон подействовал. Она прижала красные ладони с толстыми распаренными пальцами к груди и выдохнула:
– Ох, ну ты со мной прямо как с преступницей! Да разве ж ты меня не знаешь? Разве ж мы не в соседях живем столько лет? Э-э-эх!
Манька поднатужилась и выжала слезу.
– Разве ж я не старалась всегда органам угодить? – продолжала Манька. – А уж тебя всегда уважала! И сейчас! Хочешь, самогоночки плесну? Свежайшая, как слезиночка, чистая!
Манька Скворцова тоже знала, на какие клавиши нажать в организме Куропаткина.
– Самогоночки, говоришь? – почесал дядя Вася затылок, делая вид, что ему совершенно не хочется, но раз уж настырная баба настаивает…
– Вообще-то я на службе, – предупредил он.
– Ой, да куда ж она денется, твоя служба, – засуетилась Манька, проскальзывая на кухню и доставая с антресолей банку с прозрачной жидкостью. – Ты вот посиди, самогоночки выпей, да послушай, что я тебе скажу! А потом и пойдешь по делам своим служебным. Тем более, что дело-то серьезное, – понизив голос, добавила она.
Дядя Вася сел на табуретку, наблюдая, как Манька открывает банку и наливает в стакан самогон. О службе он сейчас думал в последнюю очередь.
Манька достала еще одну банку, на этот раз с солеными огурцами. Выловив парочку, она протянула их Куропаткину. Тот взял стакан, аккуратным залпом отправил его содержимое в рот, крякнул и захрустел огурцом.
Он сразу почувствовал, как боль в голове словно рассасывается, а сама голова будто светлеет. Для закрепления эффекта он выразительно посмотрел на банку. Манька тут же налила ему еще, но поменьше, продолжая ждать, когда лейтенант будет готов выслушать ее сведения.
После третьего стакана Манька решительно убрала банку обратно на антресоли, пододвинула свой табурет поближе к тому, на котором сидел Куропаткин и спросила:
– Ну?
– Чего – ну? – не понял дядя Вася.
– Готов дело принимать? Тут тебе все налицо – и преступление, и жертва, и преступник готовый!
Дядя Вася уже принял все, что хотел от Маньки. Принимать же еще какое-то дело совсем не входило в его планы. Но просто так уйти он тоже не мог – Манька, после того, как ею грубо пренебрегли, на весь двор разнесет,