Привычный знак для армейского целителя в Орее.
– Ой, – произношу я, гнев тут же тухнет. – Извините. Я подумала… да забудьте. Почему же командир вас прислал?
Он кивает на мою разбитую губу и щеку, где, вероятно, расплылся огромный синяк.
– Думаю, причину я вижу, миледи.
Меня удивляет формальность, с которой он обращается. Я скорее ждала, что армейский целитель окажется грубияном, тем более учитывая, в какой армии он служит.
– Я в порядке. Заживет.
Его не смущает мой снисходительный тон.
– И все же мне нужно вас осмотреть.
Я поджимаю губы.
– Дайте угадаю: потому что вам командир приказал.
Один уголок его губ приподнимается в улыбке, тогда как покрытый шрамом остается на месте.
– Вы быстро схватываете, миледи.
– В основном просто болит и ноет. И вы можете звать меня Аурен.
Он кивает и ставит сумку.
– Позвольте все же взглянуть, леди Аурен.
Я хмыкаю, отчасти развеселившись от обращения, которым он продолжает пользоваться, отчасти от раздражения.
– Бывало и хуже, если откровенно.
– Вряд ли такое приятно слышать лекарю, – бормочет под нос Ходжат и, встав рядом, осматривает меня. По счастью, взгляд у него беспристрастный, в нем нет ничего зловещего или отпугивающего. – Откуда у вас это? – спрашивает он, показав на мою щеку.
Я отвожу взгляд в сторону.
– Меня ударили.
– Хм. Когда говорите или жуете, больно?
– Нет.
– Хорошо. – Карие глаза смотрят на мою опухшую губу, хотя я чувствую, что рана там уже затягивается.
– А здесь болит? Вам не выбили зуб?
– К счастью, нет.
– Ладно, ладно, ладно, – произносит он. – Есть ли еще у вас раны?
Я мнусь.
– Я упала на камень. Думаю, ударилась плечом, но не могу посмотреть, чтобы узнать наверняка.
Ходжат что-то бурчит себе под нос и подходит ко мне сбоку, но я мешкаю.
– Э-э-э, только взгляните. Не трогайте.
Он замирает, но кивает и остается на месте. Не сводя с него взгляда, я опускаю воротник рубашки и обнажаю плечо. Он наклоняется поближе, но, хвала богам, не порывается прикоснуться.
– Да, здесь небольшая рана. У меня тут кое-что есть.
Он подходит к своей сумке и, порывшись в ней, извлекает какой-то раствор. Я, смущенно переминаясь, смотрю, как он переворачивает стеклянный флакон, смачивая уголок салфетки, берет еще одну склянку и возвращается ко мне.
Ходжат протягивает руку, чтобы приложить салфетку к моей коже, но я непроизвольно отпрыгиваю. Выпучив глаза, он замирает.
– Простите, миледи, я забыл.
Я прокашливаюсь.
– Все хорошо. Я сама.
Он протягивает мне салфетку, и я беру ее, прижав смоченную ткань к ране. Тут же начинает щипать, и Ходжат, услышав, как я втягиваю воздух, наклоняет голову.
– Немного поболит, но очистит рану.
– Спасибо, что предупредили, – сухо отвечаю я.
Я заканчиваю обрабатывать