всего, окопной.
– Понимаю, окопной тишины. Мне трудно представить себе, что это такое – окопная тишина, но я пытаюсь понять ее сущность.
– Теперь она уже воспринимается не так обостренно, а когда только вернулся с фронта…
– По-моему, вы все еще оттуда не вернулись, мой диверсионный Скорцени.
– Я-то попытался вернуться, да только теперь уже не я к фронту, а фронт ко мне подходит. Медленно, но неотвратимо.
– Этого оспорить нельзя. Даже в вечернем любовном экстазе я слышала горные отзвуки далеких взрывов. Уловив первые из них, я предалась дичайшим иллюзиям: словно отдаюсь, лежа на передовой, между двумя линиями окопов.
– Секс на нейтральной полосе, – кивнул обер-диверсант рейха и, отглотнув из бутылки очередную порцию коньяку, мечтательно запрокинул голову.
– У вас такое уже случалось?! – насторожилась оберштурмфюрер СС Альбина Крайдер и даже чуть-чуть приподнялась.
– Насиловать русских красоток где-нибудь на нейтральной полосе, во время артналета?!
– А что?! Признавайтесь, Скорцени.
– Все было, дьявол меня расстреляй, не скрою, все. Кроме этого! Чтобы на нейтральной…
– Вот оно, запоздалое раскаяние! А почему кроме этого?
– То ли фантазии не хватило, то ли попросту случай не подвернулся – в русские, знаете ли, морозы.
– Мне тоже казалось, что свою медаль «Зимняя кампания»[3] вы, мой диверсионный Скорцени, получили не за сексуальные артналеты перед окопами русских.
– Теперь вы изменили свое мнение?
– Пока еще даже не сложила его, чтобы так, окончательно. Наверное, я слишком страстна для того, чтобы спешить с выводами. Но вы не огорчайтесь, кое-что у вас все же получается, мой сексуальный фронтовик, – почти признательно произнесла Фюрер-Ева.
Откуда-то со стороны горного хребта эхо вновь донесло до них раскаты взрывов. Очевидно, обстреливают англичане, подумал обер-диверсант. Из рассказов фронтовиков он знал, что американцы по ночам не воюют, у англичан же, наоборот, сволочная привычка устраивать артиллерийские обстрелы в обеденную пору и по ночам.
Причем обстреливают они зачастую просто так, не имея засеченных целей, не готовясь ни к атаке своей пехоты, ни к наступлению. Не зря же у вермахтовцев, особенно у бойцов из разведрот, считается особой доблестью захватить где-нибудь ночью английского артиллериста и приволочь его к своим окопам на всеобщее поругание. Никогда и ни над кем германские пехотинцы не измывались с таким удовольствием и такой сатанинской изобретательностью.
– …А что касается моих страхов, – уже как бы беседуя с самим собой, проговорил оберштурмбаннфюрер СС, – то знакомый полевой хирург назвал это фронтовым синдромом, порожденным страхом перед тишиной. Что такое «синдром», я так до конца и не понял, но все остальное – правда.
– Мне бы хотелось, мой диверсионный Скорцени, чтобы отныне вас преследовал только один синдром, один страх – потерять меня.
– Мужественно молвлено, –