небритыми щеками, похожими на неухоженные бакенбарды престарелого гренадера.
– И еще. Как мне доложили, в эти часы через город проходят бесконечные колонны беженцев с правобережья. Всех гражданских мужчин, всех военнослужащих тыловых частей, всех, кто способен держать в руках автомат, задерживать и ставить в строй. Всех, кто забыл о своем долге перед рейхом, расстреливать. Или вешать. На ваше усмотрение, господа. Из подростков, не подлежащих призыву в армию, формировать отряды юных истребителей танков и подразделения гитлерюгенда.
Две недели спустя, после того как были выполнены все приказы обер-диверсанта рейха, Шведт и его ближайшие окрестности действительно были превращены в мощный плацдарм, в зону которого вошли Ангермюнде, Цеденник и ряд других близлежащих городков. Лед на Одере был взорван, мосты через него разрушены, а на берегах затопленных низменностей, по которым не мог пройти ни один русский танк, ни одна машина, появились двойные линии окопов и блиндажей. В опорные пункты были также превращены многие дома и целые кварталы; каждая кирха и каждый замок перевоплощались в крепость; даже стоявшие в речных заливах суда и катера преобразовывались в своеобразные плавучие огневые точки, препятствовавшие переправе русских.
Скорцени прекрасно понимал, что плацдарм сковывает большую массу русских войск и что его падение открывает путь вражеским дивизиям к непосредственной линии обороны Берлина. Но в то же время он прекрасно понимал, что удерживать сколько-нибудь долго этот плацдарм будет невозможно, ибо уже через неделю вся эта немногочисленная, но стойкая группировка окажется в полном окружении.
– Господин оберштурмбаннфюрер, – доложил ему Штубер, когда однажды поздно вечером Скорцени вернулся в Шведтбург после очередного объезда нескольких районов плацдарма, – у рации командующий группой армий «Висла» рейхсфюрер СС Гиммлер.
– Какая еще группа армий «Висла», когда враг уже на левом берегу Одера?! – проворчал Скорцени, направляясь вслед за Штубером в комнату, служившую штабным узлом связи. – Назвали бы уж, для приличия, группой «Одер».
– Кстати, когда Гиммлер, который хорошо помнит меня, спросил, как у вас дела, я ответил, что теперь под вашим командованием находятся войска численностью до двух дивизий, а вам все еще не дали даже полковничьего чина.
– Кто позволял вам задавать такие вопросы, Штубер? – не особенно огорчившись – у него и кроме бестактных вопросов Штубера было чем огорчаться, – спросил Скорцени.
– Не позволили, а вынудили… Все те армейские чины, которые прямо высказывают недоумение тем, что генерал и два десятка полковников вынуждены выполнять приказы подполковника.
– Считайте, что оправдались. И как отреагировал Гиммлер?
– Промолчал, напомнив, после неуместной паузы, чтобы я поскорее отыскал вас.
В сущности, Штубер был прав: Скорцени действительно порой чувствовал себя неловко оттого, что приходилось