преуспели в приукрашивании случившегося, и теперь половина универа гудела о возможном романе знаменитого баскетболиста и неуверенной в себе толстушки-библиотекарши. Почему-то люди решили, раз я усердно училась, то была библиотечной крысой.
Я уже сто раз пожалела, что тогда позволила своим гормонам допустить весь тот фарс с пончиком и поцелуем, и теперь мне приходилось отмахиваться от назойливых и бестактных вопросов.
Любопытно, что подобное внимание Райана ко мне не вызывало у Нинель или кого бы то ни было такого живого интереса, как один-единственный непонятный акт со стороны Дрейка.
– Не знала, что Дрейку нравятся пухляшки, – пропела из недр гардеробной сладким голоском Нинель. – Мэнди сказала, что он прямо тебе поцеловал! Ты так и будешь отрицать любую связь с этим красавчиком?!
– Да, потому что никакой связи нет. Мы незнакомцы.
– Ну, если Дрейк и может поцеловать любую встречную, то ты точно нет, – заявила она, выйдя из гардеробной с ворохом платьев, перекинутыми через руку. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что Нинель не поддерживала мамин вкус и выбрала мне платья, максимально похожие на балахоны. Я в общем-то не против спрятаться, но почему-то мне казалось, что подруга должна действовать иначе. Приободрять, что ли.
– Это даже поцелуем сложно назвать, – вздохнула я, сев на свою постель с балдахином. Моя комната была похожа на клетку принцессы.
Принцесса.
Интересно, почему Дрейк так меня называл?
Тряхнув головой, я сосредоточилась на своей подруге, бросившей на кровать платья.
– Если бы Дрейк решил изучить мой рот своим, то я бы непременно ознакомилась и с остальным содержанием его скрытых под одеждой частей тела.
Пропустив мимо ушей её комментарий, я заявила:
– Если мне и придётся идти на эту вечеринку, то только в джинсах и рубашке.
– Ты с ума сошла? Опозоришь меня! – воскликнула Нинель, проведя рукой по своему телу, демонстрируя идеальную фигуру, облаченную в кожаное платье насыщенного фиолетового цвета на широких бретельках с вырезом форме сердца, из которого так и норовила выпрыгнуть её грудь. На дворе начало марта, но для большинства девушек началась пора оголения и цистита.
– Тогда я не пойду, чтобы уж точно никого не опозорить, – пробормотала я, отвернувшись от неё.
Иногда мне казалось, что Нинель не очень-то вкладывалась в нашу дружбу, но потом я вспоминала, что она была единственной за всю мою жизнь, кто однажды подсела ко мне во время школьного обеда и предложила разделить с ней домашний кекс. Так и началась наша дружба. Порой она была резка, но я верила, что у неё не было мотива унизить меня. Просто не все задумываются о том, что их язык может кого-то обидеть.
Нинель раздраженно перекинула свой конский хвост с одного плеча на другое и театрально вздохнула.
– Ла-а-адно. Пусть будет по-твоему. Пойдешь в этом, с позволения сказать, наряде.
Не испытывая