не против книги Хааг, она получила много восторженных откликов, – выдавила я из себя.
Однако большинство проголосовало всё же за «Мадам Бовари». Ведь мы уже договорились, что нам неплохо было бы взяться за классику, а упоминание, что Петра читала этот роман в университете, вызывал ещё больше уважения к этой книге. И теперь все мы сидели вокруг журнального столика на застеклённой веранде, каждая со своим томиком Флобера в руках.
– Как хорошо ты всё тут обустроила! – воскликнула Петра. – Теперь у тебя будет куда больше времени на себя и на дом.
Однако в её голосе явственно слышались нотки жалости. Мне было трудно смириться с мыслью, что подруги видят во мне жертву. В прежние времена из нас четверых именно я была самой здравомыслящей и уравновешенной; женщиной, которая даже в самых затруднительных обстоятельствах могла дать дельный совет. То, что теперь подруги смотрели на меня как на неудачницу, – а я была убеждена, что так оно и есть, – заставило меня задуматься о том, а кем я вообще была на самом деле. Самой себе я казалась теперь странной тенью, которая, конечно, походила на настоящую Каролину Экестедт, но в действительности ею не была. Отныне я решала проблемы по-другому: делала вид, что их просто не существует.
– Все успели прочесть? – спросила я, зажигая лампу, стоявшую на подоконнике.
– Я прочла, – ответила Анна.
– Я тоже, – кивнула Петра. – Точнее, перечитала ещё раз. На самом деле у меня ещё сохранился со студенческих времён мой старый экземпляр.
– Да что ты говоришь! – рассмеялась Луиза, которая книги не читала, зато смотрела французскую постановку 90-х годов, которую она находила довольно милой, но ужасно скучной.
Однако «Мадам Бовари» не оставила равнодушным никого из участников книжного клуба, и все дружно сошлись во мнении, что концовка с бедным брошенным ребёнком была «просто ужасной».
– Я, конечно, могу понять Эмму, – заметила Петра, – чего хорошего можно ждать, когда живёшь в такой провинциальной дыре?! Ведь она хотела бы жить совсем по-другому.
– Эмма просто избалованная эгоистка, вот что я вам скажу, – начала Анна. – Она хотела всё иметь и ничего при этом не делать.
– Хотя многочисленные измены мужа всё же пощекотали ей нервы, верно? – сказала Луиза, но запнулась и осторожно покосилась на меня: – Ой, прости, я не имела в виду ничего такого.
Я притворилась, что не слышала.
– Такое чувство, – медленно сказала я, – что Эмма жила в придуманном мире. И лишь на страницах книг сталкивалась с настоящей болью и горем.
Луиза вопросительно на меня уставилась.
– Думаю, будет достаточно, если мы скажем, что Эмма ограниченная, избалованная, бесчувственная идиотка, что Шарль – зануда, а Рудольф – скотина. И что женщинам смертельно опасно читать книги. О'кей? Хватит для протокола?
Луиза открыла свою книгу и, уткнувшись в неё, притворилась, что увлечённо читает.
– «Жизнь на краю», – сказала она с крайней серьёзностью