и сощурилась – солнце садилось за горизонт, слепя глаза и расцвечивая строгий мужской кабинет теплыми закатными красками.
Пятно встрепенулось, и я опознала в нём большую полосатую сову.
– Уху-ху? – посмотрела она прямо на меня, и в круглых желтых глазах птицы я разглядела некоторую укоризну.
Мол, серьезные люди решают вопросы, а тут … лось! То есть лосиха… – мысленно поправила я себя и зачем-то прижала папку к груди.
Нет, совами в нашем королевстве никого не удивишь – они и на флагах, и на королевском гербе красуются. Герои войны наряду с менталистами как-никак. Каждую ночь столица засыпает под их уханье, а пару недель назад похожая птица поселилась прямо на нашей сосне. Мы с Инэс очень этому обрадовались – там, где живут совы – ни одна черная змея не прошмыгнет. Война давно закончилась, но слишком хорошо люди помнят, сколько жизней унесли эти страшные создания пустынных колдунов. Странно только, что она забыла в кабинете прокурора? Хотя, чему я удивляюсь? Тут же менталист! Наверняка это его птица.
Недаром совы – символ защиты, я вдруг поняла, что больше не нервничаю от присутствия рядом мага. Потому что по сравнению с перспективкой в ближайшем будущем остаться без крыши над головой, мозгоправ с черным перстнем и личной совой это прямо-таки цветочки.
Васкес хмыкнул, я перевела на него взгляд. Прокурор опустился в своё кресло, устало потер глаза и, протянув мне ладонь, сказал:
– Не волнуйтесь, справедливость – это мой профиль, юная лея.
Я подошла к нему и отдала документ. На краю его стола стояла ароматическая свеча, и я повела носом, глубоко вдыхая необыкновенно приятный аромат. Жаль, узнать в какой лавке её приобрели, не представлялось возможным. Васкес наверняка не знает, а лея секретарь мне если и скажет, то только то, что она обо мне думает. А что старушка может думать о той, кто врывается в чужой кабинет? Да уж ничего хорошего…
Вечернее солнце заглянуло в окно рядом с рабочим столом, Васкес прикрыл глаза ладонью, и на миг мне показалось, что на уставшем лице прокурора мелькнула улыбка. Пробежав глазами по постановлению, лэрд перевел на меня тяжелый взгляд.
Какая уж тут улыбка…
– Лея Фелиция Гарсиа, – медленно проговорил он моё имя и так внимательно вгляделся в моё лицо, что мне захотелось немедленно испариться из кабинета, но предварительно сознаться во всех прегрешениях, включая отвратительный рисовый пудинг, который, пока Инэс не видела, я выбросила в окно, случайно залепив им в голову очередного её незадачливого воздыхателя. Мне тогда было восемь.
Хорошо, что я ничего не ела, а то меня бы точно стошнило от таких волнений. Вот и думай, кто из них страшнее, менталист или прокурор…
– Гарсиа, – не узнавая собственный голос, подтвердила я.
Богиня, на меня, кажется, никогда в жизни так не смотрели. Не взгляд, а хирургический нож. А собственно, с чего бы это? Я уж точно ничего не нарушила! Как и моя Инэс!
– Что здесь написано? – спросил он меня.
– В смысле? –