смотрела, как женщины, сотни женщин, падали, сраженные невидимой силой, а те, которые сидели в повозках, заваливались на бок и соединяли свой последний вздох с криком тоски и боли. Прощались с еще живыми и возвещали своих погибших мужей, ушедших с поля битвы к темным пределам, что спешат к ним на встречу. Дети выли от страха и непонимания того, что творится вокруг, а мужчины… Оставшиеся в живых мужчины с каждым новым предсмертным женским криком все больше мрачнели и сутулились под тяжелой ношей бытия, в полной мере осознавая, что они теперь за все в ответе, проводив близких, родных, боевых друзей. За еще живых и уже мертвых, за осиротевших детей, за их светлое будущее. А это будущее тонкой, призрачной дымкой таяло на глазах, истончаясь и сверкая прорехами неопределенности.
Страх, ужас и дикая боль терзали мою осиротевшую душу и слабеющее от горя тело. Я бы не смогла справиться со всем этим, если бы не спасительное свойство сознания, благодаря которому отстранилась от беснующейся вокруг реальности. Хотя в памяти все четко откладывалось, каждая смерть, каждый стон, не пропуская ни единой мелочи, чтобы потом годами не давать забыть, а ночами – спокойно спать. Чтобы исполнить данное матери обещание сохранить свой народ, чувство долга и ответственность отгородили меня от надвигающегося безумия.
Оставшимся в живых я, наверное, казалась каменным изваянием, но саму себя ощущала несчастной маленькой девочкой, глубоко внутри у которой бьется в ужасе мой дух и скулит от страха моя животная половина. Словно в клетке, без надежды обрести свободу. Боль, терзавшая меня, вскоре закончилась, хотя мне показалось, в тот момент, когда она утихла, оставив после себя выжженную пустошь, – прошла вечность. Я смогла прийти в себя еще через пару мгновений, когда сознание, наконец, решилось вернуться назад и осмыслить то, что творилось вокруг меня.
Оглушающая тишина и редкие всхлипы, доносящиеся с повозок. И глаза, наполненные болью от чудовищных потерь и страхом перед неизвестностью. Множество глаз, обращенных на меня и ждущих хоть какого-нибудь решения. Меня к этому готовили, я должна, но оказалась абсолютно не готовой к тому, что мне пришлось дальше делать. Принять ответственность за столькие жизни.
Мужчины, рассредоточенные вокруг обоза, женщины, пытавшиеся собрать теперь уже сирот вокруг себя, и множество трупов, ждущих моего решения. Эти мертвые женщины, в числе которых моя мать, имеют право на покой и свою прощальную песню. К сожалению, мы не сможем сделать того же для своих отцов, друзей и братьев. Их тела останутся там, где их настигла смерть от руки предателей и безжалостных убийц-кровососов.
Риол стоял ближе всех ко мне, к его широкой груди испуганно жалась моя подруга и его жена Райана. Свой большой живот, в котором рос их сын, она придерживала двумя руками, инстинктивно защищала. Ее мужчина смотрел на меня с тревогой, в его глазах я видела понимание моих страхов и неуверенности. Прижав к себе Райану и глубоко вдохнув ее запах, он твердо посмотрел на меня и, спрятав от остальных эмоции, коротко