конечно, я говорю о том, что, по ее убеждению, ты умнее, сильнее, несмотря ни на что, добрее, может быть, по отношению к ней, менее требователен... Что еще?
– А что может быть еще, Ирка, если ты ее пытаешься терроризировать, когда у тебя со мной не получается. Но я-то не обижаюсь, а она маленькая.
– Ага, а меня, значит, вам всем можно обижать? Только потому, что я уже большая?
– Не сердись, ты обещала... И тебя нельзя. Но Нинка... А пусть она дома почувствует себя на минутку самой главной! Ну, надо ей! Это – самоутверждение, она потом будет английским подругам рассказывать, как ее здесь любят и все разрешают. Вполне возможно, в отличие от них. Рассказывать и при этом не врать, понимаешь? Такое ведь дорогого стоит!
– Я не понимаю только одного, Шурик, – печально заметила Ирина, улыбнувшись. – Кто из нас двоих больший психолог? Конечно, ты прав, а я – балда. Я все чего-то боюсь. Видимо, по старой памяти. Отложилось уже где-то в мозжечке, что опасность постоянно рядом и надо без конца оглядываться. Хотя и повода уже вроде нет... Ну, такая я, не сердись.
– А я тебя за это и люблю, понятно?.. Вот допьем, выйдем, я тебя затащу за угол, в кусты сирени, и стану целовать.
– Ага! – словно обрадовалась Ирина. – Значит, это у тебя отработанный годами маневр?!
– Ну, знаешь! – оторопел Турецкий. – Это только замужней женщине такое может в голову прийти! Вот уж не думал!
– Ну, конечно, у тебя такие финты уже давно на автомате проходят?
Он готов был обидеться, но заметил-таки чертиков, скакавших в глазах жены, и засмеялся с облегчением.
– Ирка, ты уж меня не пугай, пожалуйста, а то так и пивом можно подавиться... Чем бы тебя еще угостить?
– По-моему, – Ирина осторожно погладила себя по животу, – мне уже не пить пиво надо, а в одно заведение... Кстати, оно тут вообще-то имеется?
– Раньше было на улице. Как раз за теми кустами сирени.
– Это где ты меня целовать собирался?! – теперь округлила глаза она. – Шурик, что я слышу?! Это в твоем репертуаре что-то новенькое! – Ирина захохотала так, что на нее стали оборачиваться посетители пивного бара, а Турецкий в изнеможении просто рухнул лицом на стол.
– Счастливые люди, – услышал он низкий голос, в котором определенно сквозила грусть.
Продолжая плакать от смеха, Александр Борисович поднял голову, обернулся и увидел за соседним столиком явно знакомое лицо пожилого мужчины, одетого не совсем по времени и месту присутствия. Как-то в галстуках и шикарных сорочках по пивным не шатаются. Он и сам хоть был в черном костюме, но строгий галстук, уместный на кладбище, все же снял и сунул в карман. Но откуда лицо-то знакомо? А, все равно! И он приветливо кивнул, продолжая всхлипывать.
Встал, подошел к стойке бара и тихо спросил бармена насчет туалета, затем вернулся к столу, наклонился к уху жены и сказал, куда идти, все было рядом, в помещении. Новое время, ничего не скажешь! Это раньше – забежал за угол...
Ирина поднялась и отправилась в угол, где была занавеска.
– А ведь вы меня не узнали, Александр Борисович, –