скорчив совсем жалкое лицо и как бы прикрывая нижнюю часть лица ладонью с сигаретой между пальцами. Усатый водитель с гладко выбритой головой, синей щетиной на подбородке и орлиным профилем посмотрел на просителя презрительно, молча дотянул из сигареты последний дым и небрежно высунул наружу руку с дорогим «ролексом» на волосатом запястье, золотым перстнем-печаткой на мизинце и окурком, зажатым между указательным и средним пальцами. Щербак нагнул свою вихрастую, светловолосую голову, чтобы вежливо прикурить, но водитель брезгливо сунул ему окурок под самый нос, как собаке:
– На!
Николай аккуратно вынул из его пальцев окурок, жадно прикурил, искоса поглядывая на водителя, и попытался вернуть окурок, но тот отмахнулся растопыренными пальцами, бросив:
– Сэбэ бэри, я нэ жадный! – И хрипло рассмеялся.
Резко выброшенный, почти кинжальный удар ребра ладони по горлу, над кадыком, отбросил голову водителя на спинку сиденья. Ну а дальше, как говорил обычно Щербак, последовала чистая техника. Он натянул нитяные перчатки, чтобы в машине не осталось отпечатков пальцев. Откинул назад спинку водительского сиденья и рывком перебросил назад бесчувственное тело. Трубочка широкой ленты скотча сделала всего пять витков – и ноги лежащего оказались спеленаты, еще пять витков – и стянуты за спиной руки, нашлепка – и плотно запечатан рот. А затем тело водителя плотно улеглось на пол, втиснувшись между задними сиденьями и спинками передних кресел. Так надежно, сам не выберется. «Бэдный парень, ах, как больно будет ему отрывать скотч от усов!» – ухмыльнулся мысленно Щербак. Ключи от машины, документы и бумажник из карманов куртки, сотовый телефон и пистолет Макарова из бардачка Николай сложил в полиэтиленовый пакет – до всего этого руки дойдут потом, а пока он поднял боковое стекло, запер машину и отправился к своей «девятке».
Он снова сидел в своей машине и ждал, когда появится из-за ограды школы Ирина Генриховна. Следующий маневр – поездка на Фрунзенскую набережную, это на другую сторону Комсомольского проспекта, где проживали Турецкие. Там Вася будет обедать, делать уроки, отдыхать, смотреть телевизор, после чего «мадам Турецкая» зачем-то потащит его, уже под вечер, обратно в госпиталь, к Александру Борисовичу. Непонятно только, зачем, будто она боится оставлять этого мальчишку у себя в квартире одного. На этот вопрос Щербака, еще при составлении маршрутов – из тех, что уже были ясны на сегодняшний день, – Ирина Генриховна не совсем внятно объяснила, что сейчас Васе необходимо быть под непрерывным наблюдением взрослых. Поэтому у него пока и учебный день в школе неполный, надо забирать его после первых трех уроков. И это, мол, требуется для его правильной адаптации после тех стрессовых ситуаций, в которых он находился, когда его удалось с большими сложностями, между прочим, вернуть из детского дома к отцу. А психологическая реабилитация человека, да еще находящегося в детском возрасте, – дело необычайно тонкое и чрезвычайно щепетильное. Меркулов лично занимался проблемой возвращения ребенка в лоно семьи,