и любил их читать ещё и отдельными главами, но сейчас что-то не читалось, и тогда он отложил книжки и взял газету. В «Русском слове» всю первую страницу занимали статьи, посвящённые только что начавшейся 2-й Балканской войне, развернувшейся между Болгарией с одной стороны и Грецией, Сербией и Черногорией с другой, к которым уже собирались присоединиться Румыния и Отоманская Турция. Политика Петра Ефимовича тоже волновала, но сводки с фронтов очередной Балканской войны ему не лезли в голову, и он отбросил газету.
Чудинов-старший скинул сапоги, прилёг, вытянул ноги и, заложив руки за голову, уставился в потолок. «А он ничего, – подумал Пётр Ефимович о попутчике, – очень приятный молодой человек. Ему лет двадцать пять, не больше. Я всего-то его знаю от силы день, а как будто с ним давно познакомился! Столько обо всём с ним переговорили за каких-то несколько часов, и столько я о нём узнал! Он положительно мне понравился! Прекрасный юноша! Приятный с виду, правда, немного щеголеватый, но образованный, обучен хорошим манерам, да и к тому же умница, с карьерной перспективой по службе, из приличной и не бедной семьи. Ну а как он смотрел на фотокарточку Катерины! – на лице Петра Ефимовича невольно заиграла улыбка. – Ведь сразу стало понятно, что Катерина ему не просто приглянулась, а очень даже понравилась. Он не мог какое-то время оторвать взгляда от её фотокарточки, и после расспрашивал о ней. Он же по одной фотокарточке, кажется, в неё влюбился! Да, я не могу ошибиться. Это так! Влюбился! А что, из него получится прекрасная партия для Катеньки. Только пару лет ему бы следует подождать».
Глава третья
Пётр Ефимович не заметил, как заснул. В дороге ему зачастую снились дом и дети. Но в этом нет ничего удивительного. Чудинов-старший был консерватором до мозга костей и среди своих приоритетов на первое место выдвигал семью. Это была для него высшая ценность, так были воспитаны его дед и отец, и так же воспитан был ими и он. Особенно он любил возиться с маленькими, с Николашей и Костиком, ну а те из отца просто вили верёвки. Они в семье были самыми младшими и погодками, но это не мешало им постоянно ссориться, так как у них были разные характеры.
Николаша был щекастым крепышом и увальнем, а Костик походил на щучку и никогда не мог усидеть на месте. И оба сорванца создавали массу проблем. То один из них опрокинет на себя что-нибудь или разобьёт вазу, то другой перепачкается, да так, что едва его отмоешь, а то оба они с кем-нибудь могли подраться и прийти домой в синяках. Ну, что сказать, это были настоящие пострелы, однако же к себе их не привяжешь.
Другие проблемы были с дочками. И если Галя уже была практически взрослой и вполне сформировавшейся девушкой со своими взглядами на жизнь, то младшая и средняя дочери тоже требовали внимания. Беспокоила Чудинова-старшего средняя. Это было воздушное создание, постоянно витавшее в облаках. Пётр Ефимович её так и прозвал «моя мечтательница».
Солнце уже стояло высоко, когда в дверь каюты Чудинова-старшего постучали. Пётр Ефимович встал и открыл дверь.