и детей стоит Ольга! От приступа волнения за любимую и ненависти к бесчеловечным убийцам его начало трясти. На плечо легла легонько чья-то рука – сержант Бабенко, мехвод его «тридцатьчетверки». Взрослый мужчина, интеллигентный и заботливый, всю войну он опекал своего молодого командира, присматривая, чтобы тот не оставался без горячего пайка и теплой шинели на ночном постое в голом поле или лесной чаще. Опекал он не только молодого лейтенанта, но и весь экипаж командирской машины с номером «007». А о самом танке заботился, как о малом ребенке, по звуку определяя неполадку. Так и сейчас Семен Михайлович, уже переодевшись в сухое, пошел по деревне, чтобы выпросить у местных ветоши, разузнать, где набрать воды. Родной Т-34 после «грязного» перегона надо было чистить и срочно отмывать. Днище, траки, нижний люк были покрыты толстым слоем грязи, так что опытному механику было не видно, в порядке ли у машины подвеска, не погнулись ли пальцы гусеницы. Но на площади он остановился при виде смертельно бледного парня.
– Товарищ командир, вы бы переоделись в сухое, а то заболеете. Мы вон там встали, ближе к колодцу на полянке.
– Что? Сухое? – Взгляд у Соколова был такой, что Бабенко забыл о техническом осмотре.
– Случилось что-то, Алексей Иванович? Может, вам воды или аспирин у медиков спросить? Вы выглядите плохо, наверное, просквозило ночью в воде и под снегом.
– Нет, нет, Семен Михайлович, со мной все в порядке. Я просто… – слова так и застряли у парня в горле. Не смог он признаться, что беспокоится за любимую девушку.
Он прошагал механически до конца улицы, плохо понимая, куда идет. В голове, словно набат, стучала одна мысль, которую никак он не решался произнести даже про себя: а вдруг немцы схватили Олю и… Правая нога зацепилась за что-то твердое, Алексей поднял голову, и внутри все похолодело – перед ним было деревенское кладбище. Обычное, крошечное, с перекошенными крестами и поржавевшими памятниками, с которых смотрели фотографии покойников. А с самого краю возвышалась свежая огромная могила. Закиданная грунтом яма была такой большой, что поверхность просела от стылой воды и стянула на себя легкий заборчик, об который и споткнулся лейтенант. У самого конца могилы возвышались несколько грубых деревянных досок. С двух сторон деревянные памятники были исписаны углем: имя, фамилия и дата смерти, у всех одинаковая – 24 ноября 1943 года. И неумелыми кривыми буквами выведено на шапке одной из построек: «Здесь братская могила жителей деревни Тихоновки, зверски убитых немецкими гадами. 83 человека взрослых и детей».
Из горла парня вырвался полустон-полурык, он шагнул к свежей могиле, снова запнулся об забор и рухнул на колени перед черным холмом. От боли и отчаяния кулаки сжались до кровавых отметин на ладонях, его душила бессильная ярость. Немедленно в атаку! Нельзя ждать! Разнести армию вермахта из всех орудий, отправить в них весь боезапас «тридцатьчетверки», так чтобы разнесло фашистов на куски!
Майор