и тихо радовалась, что живу в цивилизованной стране, где каждая жизнь представляет ценность. Всхлипываю и даже хочу разреветься, но не могу. Горький ком стоит в горле, внутри все ноет от обреченности. Легко сказать «я поеду к маме», но кто ждет меня там, в России? В холодном и промозглом Петербурге? Женщина, которая сама же вручила меня отцу? И чем она лучше него?
Голова идет кругом от безнадеги и постоянной боли. Под действием препаратов мне становится лучше. Но все равно качает из стороны в сторону, стоит мне только встать с постели. Врачи не пускают ко мне полицию, говоря, что я еще не в состоянии давать показания. Через пару дней в палату приходит следователь, но я даже имени своего назвать не могу. Лежу как овощ и смотрю на него заплывшими глазками.
– Мы накажем всех, кто сотворил с вами такое, – напыщенно заявляет он. – Здесь свободная страна, а не какой-нибудь Сомали.
Следователь кивнул на прощание, а я его даже взмахом руки не смогла удостоить.
– Спи, набирайся сил, – постоянно повторяет мне бабушка. И я послушно закрываю веки и почти сразу же проваливаюсь в глубокий сон, дарящий мне покой и безмятежность. Иногда сквозь дрему мне чудится голос отца. Я вздрагиваю и тут же слышу бабушкино ворчание «Говори тише, Мурат. Ты ее пугаешь!». Обычно после бабушкиных замечаний в палате слышатся шаги, и хлопает дверь. Отец уходит. А я, открыв глаза, не понимаю, приснился ли мне разговор, или отец действительно приходил. Спрашивать бабушку бессмысленно. Старая лиса никогда не скажет, если не захочет. Я с любовью смотрю на пожилую женщину, в одночасье ставшую мне единственной опорой. Прекрасно понимаю, что, не окажи она поддержку, Латифа с Искандером не решились бы в открытую выступить против отца. Да и кто посмеет укусить руку дающего. Бабушка же ничем не рискует. Папа очень привязан к матери и почитает ее как самого важного человека на Земле. А бабушка этим пользуется.
– Спи-спи, – воркует она. Я снова готова провалиться в сон, но от постоянных переживаний мне не спится. Свернувшись клубочком, лежу с закрытыми глазами и пытаюсь подумать о чем-нибудь хорошем. Например, как в последний раз мы шли с Тимуром из лавки Айши и, свернув на аллейку, взялись за руки. Вот только кто мог нас сфотографировать и переслать снимки Айрату? И куда делся сам Тимур? Ему уж точно нельзя возвращаться обратно. Айрат и отец допросят его с пристрастием. Не позвонить. Не написать. Айфон так и остался лежать в моей спальне. А я туда больше никогда не вернусь. Как жить дальше, если оборвалась связь с прежним миром, в котором я внезапно превратилась в отверженную?
Мой организм, устав от постоянных вопросов, уже собирается снова погрузить меня в сон. Но я вздрагиваю, когда открывается дверь в палату, и знакомый голос раздраженно спрашивает у бабушки: «Она уснула, мама?».
– Спит моя перепелочка, – вздыхает бабушка и добавляет сердито. – О чем ты только думал, Мурат? Чуть не убили девку!
– Может, всем бы от этого только лучше было. Она опозорила всех нас, – бурчит отец. А я, прикусив язык, лежу неподвижно. Выходит, умри я, моя семья только бы обрадовалась.
– Чтоб