привычке слушаться бабку, но еще не осознав толком, что ей предстоит сделать.
– А самое-то важное – вот, – Оздрава торопливо сунула ей в руку что-то круглое.
Глянув, Горыня увидела клубок серой тонкопряденой шерсти величиной с небольшое яйцо – как раз хорошо помещалось в ладонь.
– Это «дедова кость»!
– Что?
– Я когда замуж вышла, мне моя бабка в скрыню с приданым положила дедову кость. В ней помощь и защита чуров моих, материнского моего рода. Я Медове передала, как она за твоего отца вышла, у нее в скрыне лежала. Отдала бы я тебе, кабы… – «Кабы кто взял замуж», догадалась Горыня. – Ну да все равно пусть у тебя будет. Нечего моим чурам здесь оставаться, как помру, пусть лучше к своим возвращаются. А тебя «дедова кость» в пути оборонит, верный путь укажет, счастье-долю сыскать поможет. Как дойдешь в Круглодолье, отдай кто там большуха сейчас, Витенца хозяйка или кто. Она знает, как с этим быть. За пазуху сунь, чтобы отец не видел.
Горыня слышала про такие обереги: их кладут в скрыню с приданым, и в них живут чуры, приезжающие из отцовского дома в новый дом выходящей замуж девушки. Вид они имеют разный: бывает, куколка, свитая из лоскута старой бабкиной рубахи, или деревянный чур, или мешочек с каким-нибудь волшебным корешком, или вот – клубок. Но почему кость? Горыня осторожно пощупала серый клубок. Вроде бы есть там что-то твердое, но, может, это просто пряжа так плотно намотана.
И только потом, пока завтракали, до нее дошло, какой крутой поворот делает ее судьба. Она покидает родной дом – и скорее всего, навсегда. Бабка хочет спасти ее от продажи в челядь и переправить к своей родне. И там у нее наконец-то объявятся братья!
Дорога до Волыни Ракитану была известна: несколько раз он ездил туда с другими волчеярскими мужиками на торг. Горыня же никогда не отдалялась от родной веси, кроме как в лес по разным надобностям, на сенокос, или на поле, или к Перунову дубу. В чужой веси ей, кажется, и вовсе ни разу в жизни побывать не доводилось, и она заранее ежилась от мысли, как это – оказаться среди чужих людей, совсем незнакомых! Прежние свои восемнадцать зим она прожила под бдительным оком чуров, но вот осталась позади околица Волчьего Яра, и сюда их взор уже не достанет. Утешала ее только «дедова кость» за пазухой. Это самые сильные чуры – от матери к дочери, а потом к ее дочери, – и Горыня надеялась, что они и в чужих краях о ней порадеют. И все же было неуютно, будто теперь над нею другое небо – грозное и опасное.
Отец правил санями, Горыня шагала рядом. Чем дальше сани удалялись от знакомых мест, чем дальше тянулся заснеженный лес – молчаливый, черно-белый, лишенный красок, будто тот свет, – тем сильнее сгущалась тоска на сердце.
В санях лежал ее дорожный короб и еще один мешок – с одеждой. Скрыня с приданым – Горыня приготовила его, как всякая девка, хотя давно начала сомневаться, что понадобится, – осталась у бабки. Кому она там, у князя, стала бы дарить сорочки, пояски, рушники, предназначенные для новой родни? Горыня вздохнула, подавляя желание опять заплакать. Ей все еще казалось,