я ничего не поняла в твоих рассказах о внешнем мире.
– И никто бы не понял, если бы сам через это не прошёл.
– Но почему нельзя было оставить наш мир таким, каким он был? Ведь он был очень хорошим, добрым.
– Он никогда не был добрым, Иоланда. Мне трудно тебе это объяснить, но того нашего мира вообще не может быть. Он – нереальный, выдуманный. Это просто затвердевшая мечта.
– А я? Меня тоже не было? Я – выдумка?
– Ты была, есть и будешь. Ты для меня загадка, Иоланда. Мне кажется, ты никогда не принадлежала к прежнему царству пресвитера Иоанна. И встретились мы с тобой не в том и не в этом мире, а словно вне всех миров. Сейчас мне кажется странным, что я никогда не спрашивал тебя о твоих родителях, как будто ты возникла из небытия в тот самый момент, когда я тебя увидел.
– Нет, я возникла чуть раньше, а откуда – сама не знаю. Сколько себя помню, я всегда жила в своём домике одна. Когда я была совсем маленькой, добрая соседка приходила ко мне, чтобы приготовить еду, постирать, и меня всему этому учила. Потом я стала взрослой, соседка куда-то переехала, и спросить, откуда я взялась, было уже некого, а в детстве у меня такого вопроса не возникало.
– Ты, наверное, ангел, посланный на землю, чтобы в своё время спасти бедного рыцаря.
– Как знать… – улыбнулась Иоланда. – Хотя вряд ли. Множество признаков указывает на то, что я человек. Слабый, растерянный человек, которого может спасти только бедный рыцарь.
***
Каждый день они гуляли по городу, становясь свидетелями вещей всё более скверных и пугающих. Им не раз попадались компании пьяных, которые на всю улицу кричали какую-то бессмыслицу, глупо размахивали руками и едва держались на ногах. В царстве никогда не было пьяных, хотя вина всегда хватало, но напиваться до безумного состояния никто себе не позволял, потому что ум ведь лучше, чем безумие. Теперь многие предпочитали безумие.
Вскоре они увидели первые драки. Люди набрасывались друг на друга с кулаками, а то и с палками, по-видимому безо всяких причин, но с бешенной и беспредельной злобой. Люди избивали друг друга с таким остервенением, как будто от этого зависела их жизнь. Городской стражи в Бибрике никогда не держали и остановить пьяных буянов было совершенно некому. Те быстро поняли, что пара бутылок вина даёт власть над городом, и это ранее неизвестное чувство власти оказалось ещё более пьянящим, чем вино. Пьяные начали громить лавки из одного озорства, разрушение всего на своём пути оказалось очень хорошим средством реализовать свою бешенную энергию.
Впрочем, напиваться полюбили не все, многие смотрели на пьяных с нескрываемым презрением, какого тоже раньше никто ни к кому не испытывал. Некоторые хозяева лавок давали дебоширам отпор и уже обзавелись для этого увесистыми дубовыми палками. На пороге своих лавок они избивали пьяных с такой лютой ненавистью, что вскоре появились первые убитые. Хулиганы, протрезвев, об этом не забывали и начали приходить всё более внушительными толпами, лавочники стали объединяться в отряды самообороны. Случайные стычки понемногу превращались в