Пустая упаковка из под круассанов и банка колы. Меня до сих пор мутит, хотя желудок пустой. Гортань содрана, сердце бьется так, что кажется вот-вот покинет мою грудь. Но мне и на это плевать.
Зачем подниматься, к чему стремиться? После того, что случилось во дворе, Лука никогда даже не подойдет ко мне.
Я видела драку Ромы и Луки, видела то, как Оскар ударил Варламова. На тот момент я была зла на Луку и в глубине души ненавидела их всех за это. Я не знаю, о чем именно они разговаривали. Оскар молчит, как рыба. Он считает, что мне лучше держаться подальше от Луки и всего, что с ним связано. По крайней мере, сейчас, в такие смутные дни. Помощник Глеба прав, только он не понимает, что кроме Варламова у меня и нет больше никого. Глеба нет, мамы… я одна… я совсем одна.
Раздается стук в дверь. Я вздрагиваю. Кто это может быть? Уже три дня я практически не выхожу из комнаты, находясь в аду. И если днем удается немного поспать, то к ночи накрывает так, что страшно становится. И уже считаешь часы до того, как настанет рассвет. Когда попустит хоть чуть—чуть. Недостойная. Уродливая. Я не знаю, кто сделал ту запись разговора, но это и не важно, как не важно и то, что для Варламова моя внешность была не главной. Он видел меня не такой как видят все. Это для других я была безобразной коровой. Но, думаю, рано или поздно я приелась бы ему… и он вернулся бы к стройной и красивой модели.
Засмеялась горько. Успокаивай себя, Ия. Ты же прекрасно понимаешь, что сама, вот этими корявыми руками испортила все. Лука никогда не вернется. Точно не после того, что случилось во дворе. Не после того, как я прогнала его. Дура! Но в тот момент мне казалось, что земля уходит из—под ног. Слышать такие слова от него и Остапа – словно ножом гниющие раны ковырять. Было больно. И моя грубость и холодность была лишь моим бронежилетом… Когда он уходил, я смотрела в его спину широкую, на его плечи и думала только, чтобы не сорваться следом. Броситься ему в ноги и умолять. Молить, чтобы сказал, будто те слова – неправда. Будто не было этого, будто сморозил просто так, не подумав, с пьяну. Чтобы посмотрел на меня как раньше… Врал? Если «да», то пусть врет до конца.
А потом ужаснулась от собственных мыслей. Униженная, раздавленная, а я все за ним ползти хочу. Готова все отдать, только бы не уходил, забрал меня с собой. Ненавижу. Не хочу.
Отбрасываю в сторону коробки из-под еды. Стук в дверь нарастает, и когда достигает своего крещендо, я закрываю глаза, и начинаю кричать. Так, что снова начинаются позывы, и, склонившись над унитазом, меня снова выворачивает наизнанку. И поделом.
– Ия, открой! – Оскар. Значит, вернулся из поездки. Это радует только потому, что теперь не придется быть в одиночестве в этом огромном доме. Оскар выгнал Рому и поставил охрану по всему периметру. Он проверил еще несколько квартир, принадлежащих Глебу. Мы знали сразу, что найти брата там практически невозможно, но хотели быть уверенными, что сделали все, что от нас зависит.
Вытираю рукавом рот и, поднявшись с пола, умываю лицо под проточной водой. Плетусь к двери, игнорируя стоящий по правой стороне шкаф с заклеенным бумагами зеркалом. Этого дерьма больше не будет