годом приходилось тратить все больше времени. Шутка ли – в городе, согласно статистике за последние пять лет, количество легковых автомобилей увеличилось почти в три раза. Он оставил машину у подъезда, пешком поднялся на третий этаж, зашел в квартиру.
Поздно вечером Евгения внезапно осенило. Недолго думая, он захлопнул дверь квартиры и бегом спустился вниз. Уже отъезжая от подъезда, он спохватился – а закрыл ли он квартиру на замок? Но было поздно, он выехал со двора и вновь направился в сторону изолятора. В голове у Евгения вертелась фамилия Ложкин. «Ложкин, Ложкин, как я сразу не догадался?» – сокрушался Евгений. Михаил Ложкин был дежурным в изоляторе, но все бы ничего, если бы не одна особенность – Марат и Михаил были одногруппниками по университету. И как-то Марат хвалился перед коллегами, что именно он выступил в качестве протеже при устройстве Ложкина на работу в изолятор. «Долг платежом красен», – пробурчал Евгений, набирая скорость и сигналя автомобилям.
Время – десять часов вечера. Время отбоя. Как только его объявили, через две минуты в камеру Воинова зашел конвой. Он указал Воинову на выход.
У самого входа в камерный блок Воинов увидел Куташева, от вечернего вояжа не стоило ждать ничего хорошего. Куташев, подойдя к Воинову, показал ему средний палец руки и сладострастно произнес:
– Готовься, тебя опустят… ведь так поступают с насильниками на зоне.
– Ты копаешь яму под себя, – стоя у стены лицом, успел выговорить Воинов. Через мгновение он оказался в камере, где коротал время тридцатилетний вор в законе – Никола Демский.
– К нам прислали на ночь девочку, – встав с нижнего яруса, с мерзкой улыбкой на лице произнес Никола.
Вор атлетичного телосложения был одет в темно-синюю майку и черные джинсы.
Воинов стоял у двери, одно место было свободным, он медленно пошел к нему. Со второго яруса на пол спрыгнул еще один представитель блатного мира. Это был мужик лет тридцати пяти, до пояса голый, торс был усеян черными волосами. Также крепкого телосложения, но, в отличие от подтянутой спортивной фигуры Николы Демского, у него выпячивался круглый арбузный живот. Это был городской авторитет по кличке Глыба, – с внушительным ростом в два метра. Он подошел к умывальнику, умыл лицо и недовольно пробурчал:
– Опять выспался, что… делать ночью?
– Как что? – возразил вор. – Не видишь, нам девочку прислали из соседнего номера.
– Это тот, кто грохнул трех баб? – задался вопросом Глыба и, вытерев руки о серое полотенце, бросил его в лицо Воинова.
Воинов, услышав нелицеприятную характеристику, остановился, молча снял с лица тряпку и повесил обратно на крючок мойки. Глыба открыл дверцу туалета. В городском изоляторе, в отличие от других аналогичных заведений, в том числе и от тюрем, места для оправления были обнесены метровыми от пола стенами и дверью-калиткой, чтобы человека в сидячем положении не было видно. На арестантском жаргоне подобные места называют «дальнягами», от слова «даль», и расположены