или к чистой песчаной глади? Почему? Не скажу. Пока не скажу. Потом – может быть. Не знаю. Имей в виду, Зинаида, они уже внутри тебя: страхи – как бы хозяйка магазина не выперла тебя на все четыре стороны без выходного пособия, если увильнешь и подведешь ее; сомнения – стоит ли идти к урнам этим или ну их куда подальше? Теперь все.
– Это ты о чем тут речи свои запустил, праведник и наставник хренов? – спросила Зина, постепенно осмелев и начиная приходить в себя. Какая судьба? Какой поселок? Какое изъявление и чего именно? Какие страхи да сомнения? Совсем мне голову задурил своим нравоучением.
Из далека, из глубин потихоньку трезвеющего сознания до нее стал медленно доходить смысл им сказанного: сегодня действительно последний день голосования по выборам местного Народного Доверенного Совета – органа для управления ее родным поселком. Вспомнила: на домах, стенах, заборах и столбах, да всюду, развешаны плакаты с призывами: «Все на выборы НДС, прояви активность и интерес!» И так далее и тому подобное. Хозяйка магазина строго-настрого сказала, нет, указала, нет, даже приказала – явка обязательная, никаких отговорок не примет: ни болячек, ни любовных скачек. Не проголосуешь – уволит по собственному желанию, желаешь ты этого или нет. Вот такие дела! Вот такая она, эта наша действительность!
От этого двойного ужаса – присутствия образа так зримо ощутимого, как будто бы на самом деле, Черта-Дьявола (она все-таки не верила, что это явь, ну, не может быть такого и все тут – Вовкины дела с портвейном виноваты, посему и чудится всякая жуть и дрянь) и от осознания того, что забыла о главном событии этих дней и могла угодить в немилость своей хозяйки (а это ее пугало, пожалуй, значительно больше, чем явка представителя сил темных прямо к ней), бедная Зина снова погрузилась в небытие.
Глава вторая
Володька Хохолков никогда не жаловался на жизнь, выглядел бодро, всем своим корешам постоянно говорил, что все идет «путем», детки подрастают потихоньку, на жизнь деньжат хватает. Работал Хохолков слесарем по ремонту сантехнического оборудования в местном ЖЭКе. Так и говорил – оборудования, не любил, когда его называли просто сантехником. Он считал, что все вот это хозяйство, а именно: краны, трубы, шланги, сальники, буксы и всякие прочие причиндалы, по которым идет в дома вода и изливается уже нечистотами наружу, надо знать, понимать и уметь ремонтировать ни как отдельный, вышедший из строя элемент-деталь, а как довольно сложную инженерную систему, дающую жильцам возможность комфортно жить – поживать. Свое дело знал, клиенты им были довольны. Работу выполнял на совесть, как говорится, качественно и в срок. Не пил запоями, так, под настроение иногда. Очень уж почитал опрокинуть стаканчик портвейна, но только когда ни на своем боевом сантехническом посту. Вечером, как правило, за ужином. Жена была не против – дома же, под присмотром, да и немного выпивал. А пил именно из стакана, того самого, знаменитого и известного у всех и вся граненого стакана – чистого изобретения