еще больше замедлял шаги, ожидая, что она налетит сзади, ударит всем телом и, плача, потащит назад. Так он прошел всю улицу, парк, доплелся до своей холостяцкой обители. Пустая комната враждебно встретила его. Он поискал папирос – не нашел. Поднялся было, чтоб выйти, стрельнуть курева у кого-нибудь. Покачал головой и сел на место.
– Ах-х! – громко вздохнул он и, кривя лицо, зажмурился, замотал головой. – Ах-х!
Он был как солдат, когда, уходя воевать, тот оторвет наконец от себя плачущую любимую жену. Федор Иванович видел много таких солдат. Вот так же они плакали и вздыхали в своем товарном вагоне. Каждый – отвернувшись от товарищей.
«Свободен буду теперь, – шептал он. – Верно она сказала: мы не имеем права на счастье. Сегодня же явлюсь к Стригалеву, все ему расскажу и отныне – прощай личное. Будем действительно двойниками. И в деле, и в личной жизни».
Да, вот и пришли эти дни. Пора рассчитываться за все беды, которые он принес людям за всю свою жизнь, полную ошибок, детской веры и кривых дорог, казавшихся прямыми. Эта мысль, отрезвив и охладив его, даже обрадовала. «Буду свободен теперь для дела. Для искупления, – думал он. – Для дел совести».
Придя в учхоз, он сначала не заметил никаких перемен в оранжерее. Он подумал, что пришел до срока, раньше всех, и принялся выставлять на стеллажах горшки – для пикирования туда подросших сеянцев. Выставил горшки и на стеллаже Лены.
– Федор Иваныч! Трудимся? – крикнул ему Ходеряхин со своего места. И помахал ликующим кулаком.
– Блажко еще не приходила? – спросил он.
– Не-е! – закричал Ходеряхин. – Сегодня все что-то… Как сговорились.
«Может, ищет меня там?» – Федор Иванович побежал в финский домик. В его комнате стояла тишина. В двух других трудились над чашками Петри лаборантки. Краснов еще не пришел. «Все-таки, наверно, пора бы и ему о работе вспомнить», – подумал Федор Иванович и, взглянув на часы, онемел – было уже одиннадцать. Ничего не понимая, встревоженный, он вернулся в оранжерею. Вскоре из финского домика перебежала в оранжерею девушка в синем халатике:
– Вас просят к телефону.
Он опять понесся в домик. Раечка из ректората сказала: «Петр Леонидыч приглашает вас к половине второго. И Ходеряхину передайте».
В начале второго он уже сидел в полной народа приемной. Тут толпились профессора и преподаватели, возбужденный Ходеряхин все время вставал со стула и садился. Полный ужаса Вонлярлярский мешком сидел на стуле и озирался. Он что-то знал. Анна Богумиловна, колыхаясь и наклоняя голову к красным бусам, басистым шепотом что-то уже передавала соседям. Их всех словно ударило электрической искрой. Наконец дошло и до Федора Ивановича:
– Арестовали… Целую группу. Организованную. Связи с другими городами… Утром. Хейфец тоже взят. И Краснов, Краснов! Кто бы мог подумать! Стригалева на квартире не нашли, кинулись на вокзал. Еле успели, уже в поезд садился. Пленку куда-то вез. И Блажко с ним, была у них ученый секретарь. Все было поставлено как полагается, чин чинарем. Расписание, лекции…
Через несколько минут вся приемная