триумфальную победу, избавившись от смертельной отравы, убивавшей их долгие годы усилиями, к сожалению, не одного большевизма. Нет, нашлись и другие отравители, среди которых большевики только самые умные, упорные, жестокие и смелые.
Немало хлопот доставляли нам в первые революционные дни министры, высокопоставленные сановники, генералы и полицейские, содержавшиеся в правительственном павильоне. На память приходят некоторые эпизоды. Помню прибытие совсем крошечного глубокого старика Горемыкина, дважды занимавшего должность премьер-министра. Утром кто-то пришел ко мне с сообщением о его аресте. Я направился в кабинет Родзянко, куда его препроводили. Увидел сидевшего в углу очень старого господина с непомерно отросшими бакенбардами, сильно смахивавшего на гнома в своей меховой шубе. Вокруг стояли депутаты, священники, крестьяне, служащие, с любопытством рассматривая знаменитого государственного деятеля с орденской цепью Андрея Первозванного на груди. Старик, которого вытащили из постели, улучил момент, чтобы нацепить ее на шею поверх старой ночной фуфайки. Пожалуй, арест Горемыкина произвел на депутатов еще большее впечатление, чем накануне арест Щегловитова. Умеренные волновались, гадая, не лучше ли отпустить его, и с большим любопытством следили, как я поведу себя, оказавшись лицом к лицу с сановником очень высокого ранга, действительным статским советником первого класса.
Я начал с обычного вопроса:
– Вы Иван Логинович Горемыкин?
– Да, – ответил он.
– Именем революционного народа вы арестованы. Взять под стражу, – добавил я, обратившись к помощнику.
Появились солдаты, встали по обе стороны от Горемыкина. Некоторые депутаты, явно тревожась за «его высокопревосходительство», придвинулись поближе к сильно озадаченному и сокрушенному старцу, попытались с ним заговорить, выражая симпатию и сочувствие. Я их попросил отойти. Горемыкин поднялся со стула, мрачно звякая орденской цепью, и последовал за мной в правительственный павильон под угрюмое молчание депутатов.
Я уже говорил, что в то время многие депутаты еще не видели глубокой враждебности петроградского населения к представителям старого режима, не понимали, что их арест и строгая охрана не позволяют толпе устраивать самосуд. Помню, как они из лучших побуждений требовали освободить Макарова, бывшего министра внутренних дел, министра юстиции и сенатора. Когда он занимал пост министра внутренних дел, массовый расстрел рабочих Ленских золотых приисков 17 апреля 1912 года вызвал гневное возмущение всей страны. Отвечая на думский запрос по этому поводу, Макаров нечаянно бросил печально известную фразу: «Так было, так будет».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской