совсем и не мечтаешь о полном и противоречивом! А? Ты случайно не знаешь?
– Не знаю. Просто очень хочется кому-то доверять. Но доверчивость не то качество, которое сейчас в ходу. А довериться надо. Просто необходимо.
– Конечно! Иначе я не знаю, как жить.
Они шли через площадь к троллейбусной остановке. Соболев неожиданно остановился и, заглянув в лицо девушки, сказал:
– Бедная девочка.
Наташе было двадцать два года, и девочкой она давно уже не была. Она успела и выйти замуж, и развестись, и сделать несколько абортов. Был у нее в настоящее время мужчина, шофер в институте, который подвозил ее домой. Текла у нее хоть и вялая, но половая жизнь, не хуже, чем у других женщин. И вдруг этот человек, глядя ей прямо в глаза, совершенно серьезно называет ее девочкой, да еще почему-то бедной. Какое-то приятное и уже забытое ощущение детской доверчивости шевельнулось в ней.
– Почему это я бедная? – пробормотала она, рассматривая его лицо.
Соболев смотрел на нее. Он впервые видел это зеленоглазое лицо, совсем юное, с нежной, еще не знающей морщин, кожей, на которую зачем-то была нанесена косметика. Но что-то очень знакомое было в этом совершенно незнакомом лице. И это знакомое тянулось к нему.
– Тебе нужно найти человека, чтобы довериться. Обязательно. Но это очень трудно.
– Почему?
– Потому что все мы недоверчивы и лживы. Мы хищники. А недоверчивость и лживость – это наши зубы.
Она молча раскачивала головой, то ли отрицая услышанное, то ли с ужасом соглашаясь. Потом опустила глаза и как-то странно улыбнулась. Ему показалось, что в улыбке ее блеснул оскал решительности.
– Я не знаю, – сказала она. – Не знаю, что мне хочется. Только домой не хочется.
– Где ты живешь? – спросил он. – Какой троллейбус?
– Четверка. Я живу на Калиновке. А ты где?
– В районе Северного. Мне нужен трамвай.
Они медленно двинулись к остановке.
– Нет, мне совсем не хочется домой, – повторила она.
Он знал, чего хотелось ей. Ему хотелось того же – пригласить ее куда-нибудь, посидеть, поговорить. Но в то же время ему хотелось и домой.
– Хочешь, мы с тобой как-нибудь прогуляемся? – сказал он.
– Да, – ответила она и остановилась. Глаза ее при этом решительно впились в него. – Честно говоря, очень хочу. Я человек прямой и скажу честно. Я вот сейчас почувствовала что-то определенно интересное. Не знаю что. И не знаю почему. Но это так. И мне интересно. Мне с тобой интересно.
– И мне с тобой приятно.
И Соболев невольно, как бы в подтверждение сказанному, чмокнул ее в щеку. Но не успел отстраниться, как она взяла его за руку и притянула к себе.
– Саша, – вырвалось у нее с выдохом. А влажные губы ее уже целовали его. И упругое женское тело льнуло к нему.
Минуту спустя она сказала:
– А ты знаешь, что Васенина к тебе неравнодушна?
– Это хорошо. Хорошо, когда люди неравнодушны друг к другу.
– Но она неравнодушна как женщина!
– Естественно. Она