Михайлович, – она обожгла меня прикосновением руки. – Выбросите его в окно. Сейчас ночь, никто ничего не узнает!
– Но как же? – воскликнул я. – Нужно рассказать всем, как всё было!
– Нет, мой друг. Вы же позволите мне называть вас своим другом? – произнесла Елизавета Георгиевна. – Если вы расскажете об этом случае, то для всего нашего общества я стану глупой фрейлиной, которую любой княжич может утащить в тёмный уголок.
– Но… – попытался возразить я.
– Сегодня вы спасли меня, мой друг, и я навсегда запомню это, – сказала она. – Спасите мою честь ещё раз, прошу!
В растерянности я потянул мертвеца за руку. Был он большим и очень тяжёлым.
– Матвей Михайлович, что вы делаете? – удивилась фрейлина Аматуни́. – Используйте же Яр.
Точно! Мне, прожившему всю жизнь пустышкой, и в голову не пришло воспользоваться силой Яра для поднятия чего-то тяжелого. Или кого-то. Скажем, мёртвого наглеца.
Делая пассы руками, я представил, что надеваю огромные перчатки и поднимаю ими тело Гурие́ли. Труп действительно поднялся в воздух. Сделав взмах руками, я выбросил его в окно.
– Никогда раньше не видела, чтобы кто-то так размахивал руками, поднимая что-то, – задумчиво сказала фрейлина.
– Елизавета Георгиевна, если вы хотите, чтобы я называл вас другом, то никому не рассказывайте, что я использовал Яр. Это секрет, – спохватился я.
– Конечно, Матвей Михайлович, – кивнула она. – Прошу вас, если удобно, перейдём на «ты».
– Хорошо, Елизавета.
– Уведи меня отсюда, Матвей, тут есть другие комнаты? – попросила она.
Я кивнул. Кто-нибудь мог услышать всплеск от падения тела Гурие́ли в воду и предположить, из какого именно окна выпало тело. Нужно было перейти на другую сторону дворца. Я посмотрел на часы, моя смена уже закончилась, сейчас заступят другие стюарды и фрейлины, а когда празднество закончится, обычные, неблагородные, слуги придут прибираться.
Я открыл дверь и осторожно выглянул, чтобы убедиться, что нас никто не увидит. Мы выскользнули в коридор и перешли на другую сторону парящего дворца. Там я открыл отпечатком пальца дверь в точно такую же комнату. Пропустив вперёд Елизавету, я вошёл сам и, оперевшись на дверь, вздохнул с облегчением.
– Сколько тебе лет, Матвей? – спросила фрейлина.
– Восемнадцать, – поднял глаза я. – А тебе?
– Тоже восемнадцать, – она посмотрела на меня, не моргая. Я почувствовал, что тону в чёрных озёрах её больших глаз.
– Я тебя раньше не видел… – начал было я, как вдруг она сделала шаг ко мне, прижавшись ко мне своей упругой грудью. У меня перехватило дыхание. Я почувствовал, как её сочные губы касаются моих, как её тонкая изящная ладошка начинает хозяйничать в моих форменных брюках.
– Матвей, – шептала она, продолжая осваиваться с содержимым моего нижнего белья, – поверь мне, я так в первый раз… и вообще в первый… я просто чувствую, что так правильно, что ты…
Я собрал