сказал!
– Вы оба пролетаете, – сказал Харьковский. – Нет у нее ни подруг, ни друзей – одна только дочка…
– A-а!.. Все ясно, – догадался Сопила. – Я и впрямь подумал, девочка!..
Дешевый был разочарован глубже:
– Ты, Хорек, так больше не шути! А то у меня вообще на девок охота отпадет.
И Харьковский замял свою неуклюжую шутку.
Однако через час, когда мы уже вдвоем шли к нему домой, он заговорил серьезно:
– Ты знаешь, шо мне Крысятина сказала? Она сказала, шо переспит с нами обоими.
– Сла-авик! Это уже было. Уже неинтересно.
– Да не-е, не то! Слушай сюда. Она говорит, шо научит нас всему, шо тока можно делать с женщиной!..
– И это было. Остынь, дорогой, остынь.
– Не, это совсем другое. Сейчас она уже точно!.. Сама поклялась. Я три раза переспросил.
– Тогда поезжай сам. Я для этого дела отдам тебе Данте. Отнесешь ей, а там уже разбирайтесь сами.
– Не, она без тебя не поедет. Это точно.
– Почему же? Она не со мной договаривалась.
– Не, не. Я знаю.
Минуты три шли молча. И я хорошо видел те картины, которые Харьковский рисовал в своем прозрачном воображении.
– Выкинь ты это все из головы! – посоветовал я. – Мы с тобой, помнится, начинали новую жизнь, в которой была одна-единственная любовь…
Харьковский поморщился, как будто я разворошил кучу навоза. И даже чуть отстранился от меня. Но вскоре физиономия его обмаслилась.
И он завелся:
– Леха, ты никак не поймешь. С бурсой покончено. Теперь надо только поставить точку! Красивую большую точку!..
– Тебя понесло, Славик, с точками… Какие точки? Где ты видел красивые точки? Точка, она и есть точка – маленькое грязное пятнышко. Хочешь его сделать большим?
– Ой, да ну тебя! Ты как упрешься, так тебя ломом не убедишь! Ты вот прикинь. Женщина!.. Взрослая женщина, с большим жизненным опытом, с такими способностями!.. Женщина, преподаватель того заведения, в котором ты столько лет мучился!.. И эта женщина говорит: «Я напоследок научу вас всему, шо тока должен знать мужчина!..»
– Славик! Тебя опять потащило. Ты что, не знаешь Крысятину? Она может научить только бегать от таких, как она!
Но Харьковский не слушал. И я не стал напрягаться.
Еще несколько минут мы шли молча.
Потом хитрый Харьковский сменил тактику. Принялся выкладывать мне сочные плоды своего воображения.
Сначала я совсем его не слушал. Потом прислушался, и во мне проснулся некто! И я заслушался…
131. Последний урок дает англичанка
15 июля. Воскресенье.
В назначенное время я прибыл в парк с дорогим моему сердцу Данте.
Англичанка уже сидела с Харьковским на лавочке и улыбалась.
– Ну что, Соболевский, принес? – сказала она вместо ответа на мое приветствие.
Я отдал ей Данте со словами:
– Будь его воля, он бы к вам не вернулся от меня.
– Вот видишь, какой ты, Соболевский! Больше никогда тебе не дам!..