Дмитрий Володихин

Плацдарм


Скачать книгу

А тут тебе госпожа Колокольцева Антонида Патрикеевна. Второй гильдии мы.

      – Каковна?

      – Не каковна, а чеевна, трезор ты дворовый, бреху на версту, толку и с аршин не будет.

      – Ну вы потише, я лицо государственное…

      – Ой, ты подумай, лицо он государьсвиное! Да у нас тут городовой спозаранку меж двор не шатался, а ты и вовсе хлыщик, таких, слышь ты, покойный мой Ферапонт Максимович дюжинами в прикащщиках имел. С утра одним соплю утрет, а к вечеру другим заместо рушника попользовается. Лицо он государьсвиное! а коли ты лицо, барбоса маво к чему дразнить полез? Рыло в самую ж будку всунул! А дрючком цепяку для чего тянул? Может, ты ее сташшыть хотел? Или как сорочье племя, завидишь блескучее, и разом тут как тут?!

      – Да я солидный человек, Авдотья Ферапонтовна, я, можно видеть, интеллигентный елемент… невместно мне в будку… рыло… что за слова такие, Аделаида Евлампьевна? Ни за что б. Не сойти мне с этого места!

      – Ой, пустобрех. Я ж с окна видала!

      – Ну-у… не все таким кажется, какое оно есть. По-научному говоря, иллюзион зрения.

      – О! Люзион! Зубы тут мне будешь заговаривать… Кто ты таков и зачем явился?

      Никто из нас уже не спал. По обычаю сельских и провинциальных людей наша хозяйка поднялась рано, занялась своим хозяйствишком захудалым – даром что ее Ферапонт, оказывается, был солидным воротилой, а наследство жене оставил неказистое, – и явила редкий талант двигаться по большому дому со скрипучими половицами и тысячей бытовых ерундовин, блюдя нешумную деликатность. Уже и петухи по всей городской окраине продрали горло, а мы добирали скудную солдатскую пайку сна, и никакой грохот нас не донимал. Надо ж было явиться ни свет ни заря этому… трезору. Правильно его пес цапнул, жаль не сьел с костюмчиком вместе.

      – Я Эдуард Моргаев, газетный эдитор.

      – Чевось?

      – Да из газеты я, Аркадия Пантелеймоновна!

      – Угу. А тут тебе какая газета?

      – Тут я по поручению государственной важности…

      Епифаньев, сонные очи вгоняя в череп энергичными движениями пальцев, предположил:

      – Либо листовки, либо портреты.

      Зевок расклинил ему челюсти. Жирный хозяйский кот, наглый сибиряк с хвостом толщиной в сардельку и усами от стены до стены, глядя на Епифаньева, вдохновился и тоже зевнул, сладостно загибая кончик языка.

      Эдуард Моргаев, между тем, пустился в разъяснения:

      – …Доблестный дух наших молодцов не нуждается в подкреплении, но боевая память истинных героев долженствует быть увековеченной!

      – Ты дело говори.

      – Я уже при дверях самого дела, Манефа Аристарховна! Их высокоблагородие из ОСВАГа поручил мне…

      – Откеля?

      – Да из ОСВАГа же! Это присутственное место теперь такое новое.

      – У, – понимающе буркнула купеческая вдова.

      – Вот я по их приказанию-то и принес. Пять экземпляриев листовки, срочно подготовленной самоотверженными эдиторами газеты «Орловский вестник»