ухватить.
– Мы ухватим. – Подруга направилась в кухонный уголок. – Погоди, кекс тебе заверну.
– Не нужно, я овощи сделала на завтра.
Элейн проигнорировала мои протесты и достала из навесного шкафчика контейнер.
– В Японию с тобой поеду. – говорила она, складывая куски кекса для меня. – Завтра напишу заявление на пару недель.
– Зачем тебе лишние хлопоты?
– Мэри, я не отстану. – Она облизала крошки с пальца и, плотно закрыв контейнер, передала мне. – Я теперь, как твоя тень, буду везде, не надейся от меня отделаться.
Я улыбнулась. Как же мне повезло, что она у меня есть. Я понимаю, это редкость. Что бы люди ни говорили, настоящая искренняя женская дружба практически невозможна. Наверно, наш случай почти исключение, но мы встретились в школе и с тех пор были неразлучны. Наверно, Элейн мне как сестра, которой у меня никогда не было. Самый родной человек, каким не смог стать Мэтью.
– Спасибо тебе. – Во внезапном порыве нежности, я подошла и обняла подругу. – Если бы не ты, я бы сдалась.
Домой выехала около одиннадцати вечера.
Погода была паршивая, шёл мокрый снег. Временами, порывы ветра посылали завихрения на лобовое стекло. Я двигалась медленно, вглядываясь в ночь. Несмотря на трудный день, домой не хотелось совсем. Прикинув, что по пути не будет ничего открытого в такой час, кроме церкви, я решила, что пару минут в умиротворенной тишине напротив распятья помогут успокоить волнения души.
Не могу сказать, что я набожный человек. Наверно, я где-то в глубине души верю во что-то, но для настоящего католика я никогда не была послушным последователем библейских правил и никогда не ходила на воскресные службы. В детстве с родителями церковь была обязательным пунктом, откуда начинался выходной день, но постепенно эта рутина ушла из моей жизни, ибо ни Элейн, ни Мэтью не поддерживали религиозность. Не знаю, что двигало мной, когда я направила авто к божьему храму. Неужели моё отчаяние дошло до того момента, когда остается лишь уповать на всевышнего? Готова ли я верить в чудо и доверить свою судьбу небесам?
На парковке было пусто.
Выбравшись из машины, я проскользила к двери, невольно косясь на кладбище, темнеющее за каменной оградой. Ветер нещадно лупил колючими снежинками по щекам и я накинула капюшон на шапку.
Скрип тяжелой двери разнесся эхом по каменным сводам старинного здания. Я вошла в едва освещенное редкими свечами помещение и вздохнула в нерешительности. Вот она, вся правда жизни. Пока всё идёт хорошо, мы строим из себя распорядителей собственных судеб, а как только случается непоправимое, спешим просить небеса о прощении и чуде.
Какое чудо я жду? Волшебное исцеление? Это совсем нереалистично. Наверно, я просто хочу справедливости. Клиника, отобравшая у меня возможность своевременной операции, должна исправить ошибку. А если это было решение доктора? Наверно, я хочу видеть этого человека и поговорить с ним. Уверена, я смогла бы настоять на важности своей ситуации, даже доплатить, если нужно.
Решившись,