вопящий о вспышках боли от торчащих щепой сломанных веток, безжалостно содранной коры. Она словно наяву увидела, как сила её сжалась тогда в непробиваемый извне кокон, как корни дерева шевелились в тщетной попытке пробиться к вожделенной влаге. Но крепок оказался барьер, выстроенный умением древнего народа.
Острота этого осознания охватила её, прокатилась жаркой волной по мятущейся сути дриады, закипела поднимающимися бурунами гнева. Третсшель расставила шире ноги, чувствуя, словно сама стала деревом: мощным, много веков врастающим крепкими объятиями корней в земную твердью. Широко раскинув руки, она закричала, обратив гневное лицо навстречу бушующей стихии ветра, гоня страх вспыхнувшей ярость:
– Нет! Так не будет! Ты не сломал его! Не смог! Я не боюсь тебя! У меня есть корни!
Ветер трепал и рвал Третсшель, словно проверяя истину её заявления. Казалось, это никогда не кончится. В один миг она поняла, что время чудесного вьюнка иссякло: он буквально на глазах завял и обсыпался клочьями под ударами ветра. К ней стремительно вернулся её привычный в последнее время облик и приток нахлынувшей силы иссяк. Но ярость, заместившая страх в душе, осталась. Она дала опору или что-то другое… В общем, Третсшель продолжала стоять. Внутри окрепло: нет, не в этот раз, и не в ближайшее время. Только когда она сама решит, что всё, хватит, можно и упасть, но не сейчас.
Третсшель не заметила того момента, когда ветер утих, а с ним ушла и ярость. Снаружи и внутри была тишина, и в этой тишине проклюнулся ещё один робкий росточек. Как много она в себе познала: страх, чувство победы, свои корни… Поняла, что на месте сломанных веток выросло ещё больше побегов. И есть ведь что-то ещё, что позволила расти её дереву дальше, даже не смотря на возникший барьер. Это есть в ней при любых обстоятельствах, это её основа, это то, что не отнять. Всё сложно и в тоже время так просто.
– Спасибо, – сказала она чуть слышно.
Волосы её слегка шевельнуло легким дуновением.
Обратный путь занял много больше времени. Вернувшаяся после увядания чудесного вьюнка скованность уже не позволяла бежать: тело скрипело и ныло, но Третсшель это не волновало. Внутри было спокойно и звучала песня уверенности: я выстояла, я могу! Витевур привела дриаду прямо к месту её обитания и тут же исчезла в лесу. Третсшель не возражала: ей нужно было побыть наедине с собой. Точнее – со своим деревом.
Она подошла к нему и прижалась, обхватив, на сколько хватило, руками.
– Здравствуй, мое хорошее. Ты прости меня. Я тебя так люблю.
Ей стало тепло в груди – дерево ответило.
– Живое… – прошептала она.
По её щекам скатились капли влаги и упали на землю меж корней. Внутри окончательно растворились остатки напряжения, рассыпались трухой так долго держащие оковы. Она села в корнях и просто смотрела на садящееся солнце. Думала. С последними лучами глаза её сомкнулись, Третсшель крепко уснула.
***
Свет мягко проникал через её веки. Звуки природы