криминальной хроники? Он начал с книг: вынимал по пять, заглядывал в нутро шкафа, не торчит ли что, спрятанное между страницами. Ничего. Тогда Андрей простучал стены под афишами, опустился на колени, заглянул под постель. Пусто. Он вздохнул и, на автомате, перед тем как встать, провел ладонью под матрацем. Рука нащупала что-то гладкое и прохладное, вроде небольшой пластмассовой коробочки. Андрей вынул ее на свет божий. И правда – черная коробочка. Прошло несколько секунд, прежде чем память выдала ему название этого, уже анахроничного, аппарата. Пейджер.
Алиса
Рудовскому было смешно: зачем он пытался все эти дни держать себя в руках? Кому интересно – пьет он или нет? Детей нет, родителей – тоже. Никому не было дела до того, как он переживает свое горе. Это его отвращение к скотскому состоянию, неспособностью владеть собой. «Контрол-фрик – так это, кажется, называется по-англицки. Желание контролировать свою жизнь любой ценой. И что, наконтролировал, контролер?» – спросил он свое отражение в полированном столе. Там же отражалась бутылка коньяка с граненым стаканом. Закуски – даже какого завалящего лимона – у него не было. У Рудовского не хватило ни сил, ни желания красиво оформлять свое пьянство. Он хотел уйти в запой, туда, где ни разу не был, но слыхал от знающих людей – там забвение и пустота. Вот и отлично – туда ему и надо. Зазвонил телефон, и Рудовский досадливо поморщился: ну, кого еще нелегкая? Он налил коньяк в стакан – подходить не будет, обойдутся. На сегодняшний вечер у него другие планы: никаких соболезнований, ложных уверений, что боль утихнет, и дурацких пожеланий держаться. Он с удовольствием сделал первый глоток, прикрыл глаза: отлично. И тут раздался еще один звонок, уже в дверь. Выматерившись, Рудовский поставил наполовину опустошенный стакан на стол и пошел открывать, пообещав себе выпроводить всякого, кто окажется на пороге: сосед ли, приятель, коллега или вот еще – эта правдолюбица с Петровки.
Но не угадал. На пороге стоял совершенно неизвестный ему долговязый вьюноша, лет тридцати максимум, одетый в модный узкий плащ и узкие же ботинки. В руках молодой человек держал бутылку точно такого же коньяка, что стоял сейчас у него на столе.
– Добрый вечер. – Юноша протянул бутыль вперед, как знак мира и дружбы, но Рудовский не сделал жеста навстречу.
– Вы кто? – вместо этого спросил он.
– Я – Саркелов, Алексей, – представился тот. И, не видя узнавания на лице Рудовского, почему-то покраснев, добавил: – Главный режиссер театра, где…
Ах да. Рудовский кивнул, мол, понял. Но не сделал ни малейшей попытки пригласить его в дом.
– Я хотел поговорить об Алисе… – еще больше засмущался Саркелов. – Мне кажется, нам есть о чем…
На лице Рудовского явственно отразилось сомнение – это был второй человек за день, который хотел поговорить с ним об Алисе, но после девицы с Петровки охоты беседовать у него явно поубавилось.
– Пожалуйста, – добавил