чащи.
Жила в этой избушке Семаргала не одна, а с немой девочкой, которую называла внучкой (но так ли на самом деле та была её внучкой, никто не знал). И ещё… у Семаргалы, помимо нескольких коз, трёх десятков кур и пары голосисто-задиристых петухов, имелось четверо иссиня-чёрных псов, которые обладали устрашающими размерами и являлись римскими бойцовскими мастифами. Как они появились у этой ведьмы, жившей в такой глуши, никто не ведал. А ведь эти псы разводились только римлянами.
Гости редко появлялись у Семаргалы и поэтому её исполинские псы зашлись в бешенном лае, увидев приближавшихся к избушке нескольких всадников. Их лай разнёсся по округе и эхо, где-то прятавшееся на дальнем краю обширного болота, его подхватило, и стало совсем после этого жутко.
***
Старая ведьма вышла на крыльцо и прищурилась, пытаясь разглядеть незваных гостей. А они остановились на значительном удалении, опасаясь взбесившихся бойцовских собак, которые запросто могли перегрызть горло не только лошадям, но и любому человеку, даже вооружённому всаднику. Римляне этих мастифов успешно использовали в войнах на протяжении нескольких веков.
– Что вам нужно?! – выкрикнула старуха. – Проваливайте! А то нашлю на вас порчу или ещё хуже, какую-нибудь неизлечимую хворь…
– Осади своих чудовищ! – в ответ прокричал ей Хвалимир. И тут же он вдогонку выругался.
– А-а, это ты, красавчик…– наконец-то признала старая ведьма старейшину рода Дулёб. Она прикрикнула на своих великанов и те притихли и улеглись послушно в сторонке.
– Проходи… – проворчала старуха. – Не ждала тебя…
Грузный Хвалимир с трудом сполз с коня и приблизился к старухе.
– Что-то произошло? – спросила Семаргала у Хвалимира.
Тот в ответ не сдержался и про себя вновь выругался, а потом глухо и раздражённо произнёс:
– Может я пройду в избу? Что толку топтаться у порога?
– Ну, проходи, красавчик… – пропустила старуха нежданного гостя.
Хвалимир пригнулся и спустившись по ступеням, прошёл во внутрь избушки, но прежде велел сопровождавшим всадникам ожидать его.
Обстановка внутри избушки была чрезвычайно аскетичной, и я бы даже сказал совершенно убогой. Кривой стол, по существу трёхногий и сколоченный кое как, несколько обшарпанных лавок и чёрная от копоти печь. По углам завелась паутина и даже кое где просматривалась плесень. Всё убранство тускло освещалось единственной лучиной. Нигде не было ни одной приличной тряпки. Только на полу лежали потрёпанные козлиные шкуры. И такими же кое где были прикрыты стены.
Хвалимир огляделся, крякнул и продолжил:
– Мда-а-а, смотрю ничего у тебя не меняется… Ты одна? Никто нас не услышит?
– Никто.
И тут же послышался шум, а затем и надсадный кашель. Он раздался где-то с верху, под самым потолком.
Хвалимир поднял голову и увидел девочку, которая лежала на печи.
– А она? – кивнул он в её сторону непокрытой головой.
– А-а,