беспрепятственно передвигаться по всей стране, и появление грамзаписей. Отныне музыка стала доступна везде и для всех. А кондукторы железнодорожных вагонов (тоже, как правило, негры) считались самыми продвинутыми людьми: они делились с любопытными пассажирами информацией о новых танцах, модных клубах и приторговывали пластинками.
Росло число клубов, и возникало все больше потребности в хороших музыкантах. А тут еще появилось радио и начало транслировать эту новую модную музыку. Все это подготовило почву для 30-х годов, которые вошли в историю как «эра джаза».
И вся эта эпоха совершенно немыслима без Луи Армстронга.{115}
В то время этот самый джаз стал повседневной музыкой, и маленькие группки постепенно переросли в большие – по двадцать – тридцать человек – оркестры[5].{116}
Идем дальше. В 40–50-е годы в центре внимания вновь оказались маленькие коллективы с изощренной техникой – как раз тот джаз, к которому мы все и привыкли. Именно в эту эру появились те гиганты, музыку которых мы сегодня в основном слушаем. А потом возник рок-н-ролл, и джаз ушел на второй план, начал мутировать, после чего и вовсе растворился в истории. Эстафета была передана дальше.
LP «A Love Supreme», 1964
Но это время дало нам огромное количество страннейшей музыки, ключи от которой… а, кстати – где эти ключи?
Когда-то музыку Джона Колтрейна называли «антиджазом», сплошным шумом, лишними нотами. А потом, после его смерти, он стал титаном музыки XX века. Его альбом «A Love Supreme» («Высшая Любовь») в середине 60-х заслушивался до дыр и вдохновлял, среди прочих, группу Byrds, Пола Маккартни и многих других. Говорят, что Колтрейну не было равных среди тенор-саксофонистов по силе, страсти и постоянному самоизобретению.
Телониус Монк
А еще говорят – человек в поисках Бога.{117}
Знаем ли мы, что значил джаз в ту эпоху, в чем была его ценность? Попробую изложить один из вариантов ответа. Кажется, Бродский говорил: «Существовать неинтересно с пользой»[6]. Джаз этому отличная иллюстрация. Нет в джазе пользы. Есть радость – следить за приключениями звука и ритмов; смотреть, как ноты перемещаются туда-сюда, но – что важно – не туда, куда мы думаем. Например, как у Телониуса Монка.{118}
О, бесподобный безумец Телониус Монк со своими шапочками типа «я у мамы дурочка» и спонтанно возникающими искрометными медвежьими танцами посередине песни. Да, рассказывать истории про джаз можно часами. Бо́льшая часть гениев этой американской классической музыки была со странностями. Но я отвлекся – мы же говорили о ключах…
Итак. Темные кафе, бородатые битники в темных очках обсуждают с длинноволосыми девушками в коротких юбках и черных чулках дзен-буддизм и курят тигровый камыш, запивая его грубым алкоголем. Джазовый рай. Таким он казался – и был – в начале 60-х, как говорят все очевидцы. Тот же Донован вырос именно там.