пожалуйста, пару минут! – сказал он мне.
Я села в кресло и, пользуясь тем, что он стоял ко мне боком, принялась ненароком его разглядывать. Что в нем так изменилось? Сколько ему на самом деле лет? Тридцать? Тридцать пять? Прошло всего три года, а мне кажется, что он стал старше лет на пятнадцать. Спросить вроде неудобно.
– Скажите мне, Катя, как у вас теперь с деньгами? – без обиняков начал директор, присаживаясь рядом.
– А сколько вам нужно, Никита Арсентьевич?
– Не остроумничайте, Кудряшова. Вы говорили, что у вас плохо с деньгами.
– Я получила аванс, спасибо.
– Может быть, у вас какие-то проблемы, вам не нужно помочь?
Я не понимала, к чему он клонит.
– У меня все хорошо.
– Вас не обижают у нас в театре?
– Нет.
– Хорошо. Если будут обижать, обращайтесь ко мне. Вам идут очки, зря вы их все время снимаете.
– Спасибо, – я машинально поправила очки, хотя они и так нормально сидели у меня на носу. – Глаз не видно из-под очков.
– Кому надо – увидят, – усмехнулся директор. – Подвезти вас?
– Я живу на противоположном конце Москвы.
– Могу подвезти в центр, я еду на Сретенку.
Мне не было никакого смысла ехать с директором до центра. Моя станция метро находилась ровно с другой стороны ветки метро – села и поехала, без пересадок.
– А как же Поля? – спросила я Никиту Арсентьевича.
Маленькая гримерша как раз уже пару раз выглядывала из буфета, но окликать директора не стала, не решилась. Только остренько взглянула на меня.
– Поле-поле-полюшко-о… – пропел Ника. – Пойдемте, Кудряшова. У меня со всеми актерами контакт налажен, с вами только что-то никак. Поговорим, расскажете, чему вас учат народные артисты… Забавные у вас сапожки…
«Сапожками» Никита Арсентьевич назвал мои ботинки – удобные, из мягкой синей кожи, в которых можно часами ходить по Москве.
Я взглянула на директора, но отвечать ничего не стала. Какой-то странный разговор.
– Почему вы так одеваетесь? – продолжал он, и я никак не могла понять, что он на самом деле хочет спросить. Его действительно интересует, почему я ношу ту или иную одежду и обувь?
– Как?
– Вы не похожи на артистку.
– Это плохо?
– Это забавно. Нет, не плохо. Но вам бы пошли каблучки, я думаю. Высокие, острые. У вас как раз очень тонкие щиколотки.
Никогда ни с одним мужчиной я на такие темы не разговаривала. С Алькой – да, только недавно обсуждала, что носила бы каблуки, да из-за высокого роста не решаюсь. К тому же на них часами гулять не будешь. А я люблю ходить пешком, мечтать, размышлять…
– Я люблю гулять, – объяснила я директору. – На каблуках неудобно.
– На каблуках неудобно… – повторил он, явно думая о чем-то другом. – Садитесь, – он открыл дверь чистой аккуратной машины. – До Сретенки, да? – спросил он, как будто это