должностям начальствующих и учащих в университетах: ректор получал по Табели о рангах чин V класса (статский советник), ординарный профессор – VII класса (надворный советник), экстраординарный профессор и адъюнкт – VIII класса (коллежский асессор). Лекторы иностранных языков чинов не получали. Студенты по окончании университета, если они не получали никакой степени, должны были приниматься на службу XIV классом. Интересно, что в указе не оговаривалось возможности служебного роста по ученой части. Обладатели ученых степеней, поступая на службу, соответствующую их «учености», получали чины соответствующих классов, а при отставке из ученой должности им давался следующий гражданский чин, при условии положенной выслуги[347].
Университетский Устав 1804 г. законодательно утвердил эту иерархию ученых степеней. Таким образом, ученые и преподаватели были включены в общероссийскую чиновничью иерархию, а значит, получа ли полноту прав и привилегий, связанных с этими правами. Чины, определенные обладателям ученых степеней и членам преподавательских корпораций, были достаточно высокими по общим меркам Российской империи. Это, с одной стороны, свидетельствовало о внимании правительства к развитию просвещения и науки и важном значении этой области в палитре государственных дел. С другой стороны, статус, данный деятелям образования и науки, был достаточно высок, чтобы привлечь к образовательной и научной деятельности лучшие силы России. Так, например, получение высшей – докторской – ученой степени, поощренное чином VIII класса (коллежский асессор), давало право на потомственное дворянство[348].
Но после университетской реформы 1803–1804 гг. преподаватели и выпускники духовных школ выпадали из общей системы. Разумеется, реформа духовного образования должна была исходить из этих установок при определении прав и привилегий для деятелей этой области просвещения и науки. Об этом недвусмысленно свидетельствовал и указ императора Александра I от 29 ноября 1807 г. о начале разработки духовно-учебной реформы и образовании Комитета для составления проекта этой реформы. В нем говорилось, что образование духовенства, «на правилах благонравия и Христианского учения основанное», по справедливости всегда было признаваемо «уважительнейшим предметом внимания» российского правительства. И в этой области просвещения, имеющей особое значение для государства, теперь следует «утвердить и распространить существующие ныне по сей части установления»[349].
Однако ни «Начертание правил» 1808 г., ни Устав 1814 г. ничего не говорили о чинах, которые могут быть присвоены обладателям той или иной ученой степени, даваемой от духовной академии. Единственным упоминанием о гражданском достоинстве духовно-учебных званий и степеней было указание на то, что выпускники семинарий, оканчивающие их в 1‑м разряде, имеют права университетских студентов[350]. Причиной