и ты кивнула, и заперлась в ванной, и там уже отрыдалась всласть, но в этих слезах было и облегчение, то самое облегчение от поражения, сродни тому, когда Тёма прямо перед выпускным написал, что ты ему как сестра, и пусть это даже обидно, но честно, и Тёме ты больше не писала сама и не отвечала тоже, так что зачем же ты, дура, все-таки прочитала то письмо от Академии, где тебе сказали: да, дорогая, ты сорняк, а не роза, но, может, попробуешь исправиться?
И вот ты, подменяя свою ДНК, вьешься вверх, а там, на альпийских лугах Академии, тебя встречают селекционные эдельвейсы из последней коллекции. И да, наверняка их путь в Академию занял годы – те же годы, что и у тебя, а может, и больше, – но ты-то этот путь не видела, ты видела их только наверху, как будто их туда привез вертолет. И самое смешное, что ты ловишь тот же взгляд на себе: на единственную в группе москвичку и платницу смотрят так, будто бы к порогу Академии тебя доставил личный «ягуар». А родители смотрят на тебя с надеждой, ведь бабушкины квартиранты съехали еще весной, как начался карантин, и маме срезали зарплату на треть, а садик у Моти стоит как самолет, и денег на следующий семестр у вас нет.
Так что ты отличница, которая бесит всех, ты – та самая девочка, которая вскидывает руку раньше, чем успевают задать вопрос, ты – заучка, которая шпарит по учебнику, не отступая в сторону ни на шаг, – а только шагов от тебя и ждут. И ты замечаешь, что такие, как ты, не нравятся, ведь нравятся не те, кто хочет нравиться, а те, кто не оставляет равнодушным, а кто ты? – ноль, место не то что пустое, место не-полное, место, которому не могут подобрать определение (помнишь, как в школьной постановке ты играла дерево за окном поезда?), поэтому и говорят: «Неплохо, неплохо, Женя», тут же переключаясь на других, которым дано быть плохими, хорошими, талантливыми или бездарями, какими угодно – только не «не». Но это еще ничего, ничего, когда ты «ничего», но тянешь на 90+, ведь хуже всего другие, те, заботливые, участливые, которые ставят 88 и говорят: «Постарайтесь, вы можете лучше», а в этом «можете» всегда сквозит «будь». Хуже всего те, кто видят в тебе одну лишь заготовку для лучшей версии, – те, с кем ты играешь в игру, где надо догадаться, что же ты такое, когда на лбу у тебя стоит:
недостаточно хороша
недотягиваешь
недостойна
недо
Ты стрела, которая замерла в воздухе, стрела, которая вроде как не убьет, не ранит и даже мимо не прилетит, – ведь она не летит, она обречена на обездвиженность. Ты – стрела, которой не суждено поразить цель. Но ты упрямишься, считая, что от цели тебя отделяет один шаг, забывая, что этот шаг распадется на половину, а половина на половину, и так до бесконечно ополовиненных половин, так что три балла до проходного, два балла до 90 распадаются на баллы и баллики, не оставляя тебе шанса пересечь финишную черту, но ты всё еще надеешься обойти правила, ведь тебе не нужно обходить всех – достаточно обойти одного, так что ты готовишь документы, встаешь в очередь, подлизываешься к начкуру, выжидая, когда же тот один