Я решила, что обязательно найду ее.
Вик к тому времени, наверное, уже остыл. Я представила себе его холодные щупальца. Когда человек душит тебя тем, что сам считает любовью, то, даже если кажется, что тебе перекрывают кислород, ты, по крайней мере, чувствуешь, что находишься в чьих-то объятиях. Когда Вик умер, я осталась совершенно одна. Мне не хватало энергии, чтобы заставить кого-то еще любить себя. Я была инертна. Vuota – пуста. Слово, которое использовала бы моя мать. Она всегда умела подбирать самые лучшие слова.
Оставался только один человек. Женщина, с которой я никогда не встречалась. Это пугало, поскольку представительницы моего пола меня всегда терпеть не могли. Я была не из тех женщин, которых любят другие женщины. Она жила в Лос-Анджелесе. Я никогда не понимала этого города. Города лиловой штукатурки, преступников и блесток.
Я не думала, что понравлюсь Элис – так ее звали – но надеялась, что эта женщина, по крайней мере, захочет меня увидеть. Ее имя было известно мне много лет. Я была почти уверена, что моего Элис не знала. Впервые за долгое время я ехала куда-то с конкретной целью. Я понятия не имела, как пойдет дело в Калифорнии. Не знала, буду ли я с кем-то трахаться, кого-то любить или причинять кому-то боль. Я знала, что буду ждать звонка. Я знала, что буду беситься. Денег у меня оставалось по нолям, но я не исключала перспективы поплавать в бассейне. Мой путь мог пролегать по самым разным дорогам. Я не думала, что какая-либо из них приведет меня к убийству.
Много лет она была неуловима: ни соцсетей, ни сделок с недвижимостью. Время от времени я пыталась ее искать. Но у меня было слишком мало информации, а кроме того, я до смерти боялась.
Потом однажды я отправилась к стоматологу, потому что мне выбили два зуба. Это сделал мужчина, но, строго говоря, не в припадке насильственной ярости. Стоматолог был дорогой, но человек, ответственный за потерю этих зубов, оплатил его услуги.
Я прождала в приемной больше часа, листая один из вдохновляющих журналов для людей, которые зарабатывают больше пяти миллионов долларов в год. И там была она – на обложке, с четырьмя другими красотками, лучшими в фитнесе, аштанге, айкидо и прочем в Лос-Анджелесе.
Ее внешность настолько привлекла меня, что я прочла статью и увидела в тексте ее имя, которое хранила на клочке бумаги больше десяти лет. Я ахнула, и воздух свистнул в дыре, образовавшейся между моими зубами.
Она выглядела красивее, чем я могла себе представить. Ее груди были само совершенство. Мой прежний бойфренд – даже не бойфренд, а один из поставщиков многочисленных и невнятных утренних пробуждений – однажды сказал так об актрисе, которая обнажила бюст на съемках какой-то сцены. Ее груди, поведал мне парень, поедая дешевое ванильное мороженое, – само совершенство. Я его не убила – и до сих пор горжусь своей выдержкой.
Я годами грезила о ней. Часто мечтала причинить боль. В остальное время это было что-то другое, столь же тревожное.
Через пару дней после смерти Вика моя