По голосу узнала, что это был медбрат.
– Мы вкололи тебе ударную дозу этого витамина. У некоторых пациентов наблюдается такой эффект. Не переживай.
Он погладил меня по голове. Без ласки. Чисто механически.
– Попытайся расслабиться, – сказал он и, судя по хлопнувшей двери, вышел из палаты.
***
– Филипп, перестань ныть. Аника может проснуться в любой момент и услышать гадости, что говорит ее родной брат. – Прошептал женский голос.
– Не думаю, – злобно ответил детский голос, – она столько лет спала, и сейчас спит все время. Мы ходим сюда каждый день, а она не просыпается.
Это мой брат? Стоило ли мне просыпаться? Лучше бы в коме осталась.
– Почему ты так себя ведешь?
– Смотри, она шевелится!
Я открыла глаза и увидела в кресле, где недавно сидел мой отец, мальчика. Это был среднестатистический ребенок с взъерошенными волосами, поджатыми губами и упрямо сложенными руками на груди.
– Как ты, доченька?
Женщина, которая видимо была моей матерью, сегодня была в строгом темно-сером костюме и пахла взрослыми духами. Тяжелыми и вязкими.
– Не знаю.
Она положила руку мальчику на голову и сказала:
– Смотри, как вырос Филипп. Когда это случилось, ему было всего лишь пять лет.
– А что случилось?
– Ты заболела менингитом. Температура, сыпь на руках. Мы привезли тебя в больницу, а потом внезапно… ты впала в кому.
Не помню такого. Ничего не помню.
– Мы были в шоке. – Она внезапно запнулась, вытерла слезы, которые катились по щекам. – Но мы верили, что ты очнешься. Особенно, Филипп. Он с семи лет ежедневно читал статьи о коме, постоянно разговаривал с тобой, предлагал нам отвезти тебя на очередную физиопроцедуру.
Я посмотрела на мальчишку. Не верилось, что он хоть что-то делал для меня. Филипп встал с кресла и отошел к окну. Он не смотрел в мою сторону.
– Папа сказал, что ты вспомнила Фердинанда.
– Да. Рыбку. Но не вас.
На этих словах она сжала мою руку. Я закрыла глаза. Было странно. От рук исходило тепло, но, если открыть глаза, передо мной стоял посторонний человек.
– Аника, это не важно. Главное, что ты жива, и мы помним тебя. Мы тебя любим. Мы все тебе расскажем, покажем фотографии. И ты быстро пойдешь на поправку.
И тут я кое-что вспомнила. Я не двигалась. Они все говорили о памяти, но смогу ли я ходить? Писать?
Я попыталась высвободить руки из ладоней женщины. Получалось с трудом.
– Не могу управлять руками, – в панике произнесла я.
Женщина стала гладить мои руки от плеча до кистей.
– Можешь. Просто тебе нужно больше сил. И время.
Почему все говорят об одном и том же? Они читали одну методичку? Например, «Как разговаривать с теми, кто вышел из комы».
– Я смогу ходить?
– Конечно!
Ее голос звучал слишком уверенно для правды. Она тоже мне лжет. Может она не моя мать? Может они украли меня у настоящих родителей и хотят порезать на органы? Или уже