писала, только никто ее не издавал. А сейчас видишь как, – я помахала перед мамой книгой, – поднялась!
Мама ухмыльнулась. Было видно, что хочет что-то сказать, но сдерживается. В конце концов, она перевела тему:
– А папа твой где? Когда я прихожу, его всегда нет.
– Откуда мне знать, он не отчитывается, – вяло ответила я. Не хотелось вообще участвовать в этом диалоге, но Филипп был слишком увлечен песком, а мама пришла ради нашего совместного общения. На сколько я это понимала. И общалась я тоже так, как могла, иногда лениво отпуская замечания из-за книжки.
Мама встала и устало сказала:
– Пойду что ли рогалики с повидлом сделаю…
Филипп вскинул руки вверх.
– Ура! Рогалики! С яблочным джемом!
– Да, тем самым, – ответила мама усталым голосом, посмотрев время на телефоне. – Испеку рогалики и чай попьем.
Она вышла. Филипп продолжил строить замок. А я подумала, как она, наверное, устала жить на два дома. Сейчас она приготовит еду нам, а потом поскачет в метро, пересядет на кольцевую, а там до Курского вокзала. Откуда ходят электрички в квартиру, которую они взяли вместе с Давидом в ипотеку.
Когда она приедет домой, будет уже темно. Давид будет усталый и вымотанный дочкой. Эмма будет без остановки плакать – соскучилась по мамочке.
А в той квартире все тоже – готовка и чай, чтобы только накормить всех, напоить, слово доброе сказать, а потом уложить. А после этого можно и самой – лечь головой на подушку, чтобы через минуту забыться во сне, где опять готовка, уборка и так по кругу.
Я вздрогнула. Реальный мир пугал. Прогладила книжную страницу и продолжила чтение.
***
Костя приходил через день и делал мне массаж. Особенно старался над ногами, но я ничего не чувствовала.
Вот и сейчас он усиленно мнет пятку правой ноги, а я смотрю в потолок, на небо, и мечтаю оказаться в докомном мире.
– Как адаптация? – спросил медбрат.
– Нормально, – безучастно ответила я.
– Точно? – усомнился Костя.
– Ага.
Медбрат перешел выше и начал тереть икру. Я это поняла по его движениям, а не ощущениям.
– Занимаешься с психологом?
– Да, она классная, – усмехнулась я.
– Музыку разрешает слушать?
– Откуда знаешь?
– У нее методы такие. Мне другие пациенты рассказывают. С теми, кто не открывается, она пробует формат «я твой друг». А по тебе не похоже, что ты первому встречному все про себя выложишь.
– Хм… не люблю тех, кто сплетничает. Ай, – Костя неожиданно для меня начал массировать кисть.
– Они просто делятся со мной. Больше им сказать некому. Кто поймет больных детей?
Я удивленно посмотрела на медбрата. В книжках наподобие «Марианны» автор написала бы про такие глаза ореховые.
– Их родители, например, – вяло поспорила я.
Костя рассмеялся.
– Родители так боятся за своих детей, что отпрыски этот страх кожей чувствуют. Они лучше умрут от боли,