куда указал Тихомир. Кудряш, белкой соскочив с коня, поспешил за ним. Они больше не обращали внимания на соплеменников, которые, завидев их, останавливались и провожали прибывших долгими печальными взглядами. Бабы при этом прикладывали рукава сорочек к глазам, утирая набежавшие слезы.
Многочисленную толпу, собравшуюся у дома Кудряша, Чеслав заметил издалека, обернулся и с тревогой посмотрел на бегущего следом товарища. Тот же, завидев людей у своего жилища, замер на месте и, постояв какое-то время, медленно пошел к дому.
Чеслав с ходу ворвался в безмолвную толпу. Оттолкнув кого-то, пытавшегося удержать его, он слегка замешкался у порога, а после решительно шагнул внутрь.
– Не пускайте его сюда! – донесся через мгновение его отчаянный вопль.
Но было поздно. Кудряш уже переступил порог своего дома…
Обычно шумное от говорливого и бойкого на крики и смех семейства жилище сейчас поглотила непривычная тишина, которую нарушало только густое жужжание мух да мошкары. Через крохотную оконницу в стене внутрь помещения проникал узенький ручей дневного света, растворяя сумрак и выхватывая из темени лишь малую часть людского обиталища. Но даже этого скупого освещения хватало, чтобы понять: в доме затаилась смерть.
Мать, отец и шестеро младших братьев Кудряша – вся его семья! – в нелепых позах лежали замертво.
Кудряш, застыв у порога, смотрел на все это широко открытыми немигающими глазами, из которых, переполнившись горем, наконец потекли слезы. Чеслав подошел к другу, обнял его за плечи и резко развернул к себе. Ему, совсем недавно потерявшему близких, как никому другому, было понятно горе товарища.
Они долго стояли неподвижно. И только когда Чеслав почувствовал, что тело Кудряша перестало содрогаться от рыданий, он рукавом рубахи вытер ему глаза и тихо сказал:
– Пойдем, Кудряша! Их уже не воротишь. А слез своих мужу показывать люду негоже.
Под сочувственными взглядами соплеменников они вышли из жилища, отмеченного смертью, и не оборачиваясь, дабы не выказать свою слабость перед внезапно свалившимся горем, пошли прочь.
Чеслав отвел ставшего непривычно тихим и безропотным Кудряша в свой дом, где их приняла сердобольная Болеслава.
– А я уж не знала, что и думать: Ветер домой прибежал, а вас нет и нет! – просветлела она лицом, увидев юношей.
Обхватив руками голову Чеслава, она горячо поцеловала его в лоб и глаза, а после обняла Кудряша и прошептала:
– Да ты поплачь, дитятко, поплачь!
Болеслава, зная уже о постигшем парня несчастье, постаралась утешить его, говоря ласково, как с дитем малым, и, чуть ли не силой напоив теплым молоком с медом, уложила спать. Но смог ли заснуть Кудряш после внезапно свалившегося на него горя, понять было трудно, так как он отвернулся к стене и замер, что неживой. Но в любом случае покой для него сейчас был лучшим снадобьем.
– Это тебе дарунок родичи передали, – тихо, чтобы не потревожить друга, сказал Чеслав и протянул женщине расшитый плат. – Да еще