душили Марину. Она пришла к маме за поддержкой, а получила скандал и унижения. Как будто мало ей было того, что с ней сделал Николай.
– Нет, в полицию мы не пойдем. Это пятно на всю твою жизнь. Нет! Хватит нам одного позора. Тебе я через такое пройти не позволю!
Марина решила, что мать сейчас опять заведет извечную песню о своей младшей сестре, но мать резко сменила тему:
– Я сегодня же куплю тебе противозачаточные таблетки – это на будущее. А сейчас вот эту выпей, одну, – мать положила перед ней коробочку с единственной таблеткой.
– Что это?
Марина почему-то испугалась, увидев эту таблетку. Мать, конечно, увидела ее испуг и не преминула упрекнуть:
– Поздно теперь пугаться! Это что б не родить, если вдруг ты забеременела от него. Раньше надо было думать, когда ты к Николаю приставала! Господи, стыд-то какой!
Марина поспешно выпила таблетку. Рожать от Николая она не хотела. От него меньше всего. Только не от него!
Воспоминания о той ночи нахлынули, опалив щеки стыдом и скрутив спазмами живот. В паху все саднило от боли. Николай везде был большим, она и не знала, что у мужчин бывают такие огромные части тела…
Хотя откуда ж ей знать? Она голого мужчину вообще первый раз в жизни увидела в тот вечер.
Марина шла и шла. Куда? Просто вперед.
– И запомни! Не было никакого изнасилования! Не было! – мать проследила за тем, как она проглотила таблетку. – Запомнила?
– Мам, я ведь не хотела, – попыталась она было возразить. – Он ведь не слушал меня…
– Не хотела, не повела бы его в нашу квартиру! – отрезала мать. – Ты думала, он с тобой цветы будет нюхать или об оценках в школе говорить? Николай взрослый мужик!
Говорить о том, что она и не приводила его в их квартиру, не было смысла. Как и о том, что раз уж ты взрослый мужик, то должен бы понимать, что она невинна, но мама ее не слушала, да и не хотела слушать.
А потом к ним пришла Евгения Мироновна – завуч их школы, она же мать Николая. И представила все так, будто это Марина сама окрутила ее сына.
– Парень только из армии пришел. Конечно, он по женскому обществу оголодал! А тут перед ним твоя хвостом крутит, – слова завуча звенели в ушах, обжигая обидой. – Ты ведь сама позволяла гладить тебя и обнимать! При всех, между прочим! Стыдно должно быть, Марина! Какой же мужик выдержит, когда к нему в койку прыгают?
Мама поддержала завуча, встав на ее сторону. Она заверила Евгению Мироновну, твердо сказав:
– Нет, мы не будем писать заявление в полицию.
Соседка как-то сразу вся обмякла и уже совершенно другим тоном произнесла:
– Коля только из армии вернулся, у него вся жизнь впереди. Как и у тебя, кстати, Маришенька, тоже! Он собрался в школу полиции поступать, таких вот, как ты, дурочек малолетних защищать.
Евгения Мироновна ушла, успокоенная матерью, а мать, собираясь на работу, продолжила говорить:
– Это хорошо, что Евгения Мироновна наша соседка! Наше счастье, что она правая рука директора, и он к ней, как к завучу, прислушивается. А если б в школу меня с тобой вызвали