и армии; он сам явился причиной успеха армии». Клиссон, однако, опасно ранен в перестрелке. Он отправляет своего офицера, Бервиля, рассказать обо всем Эжени «и развлекать ее до тех пор, пока он сам совершенно не поправится». По неизвестным читателю причинам Эжени очень скоро сходится с Бервилем. Выздоравливающий Клиссон узнает об этом и, естественно, жаждет мести. «Но покинуть войско, забыть свой долг? Ведь Отечество нуждается в нем!» Выход найден: славная смерть на поле боя. Поэтому, когда «бой барабанов известил о фланговой атаке и средь шеренг начала свое шествие смерть», Клиссон написал Эжени соответствующее случаю патетическое письмо, отдал его адъютанту, «с готовностью бросился туда, где решался исход битвы, и пал, сраженный тысячей ударов»{211}. Конец.
Нам следует попытаться взглянуть на «Клиссона и Эжени» сквозь призму литературы XVIII века, а не как на нынешний низкопробный роман. Семнадцатистраничную повесть называли «последним проявлением первоначальной мечтательности у человека, впоследствии изумлявшего своей исключительной практичностью». Наполеон явно дал волю фантазии, сделав Эжени отвратительной изменницей, а Клиссона – доблестным, безоговорочно верным и в итоге даже прощающим измену{212}. И все же трудно простить Наполеону мелодраму, сентиментальность и ходульность, ведь «Клиссон и Эжени» – не скороспелый плод отчаяния и обиды. Он много раз переписывал повесть.
Во второй половине 1795 года руководство Франции решило, что стране, если она хочет предать забвению дни якобинского террора, нужна новая конституция. «Роялисты пришли в волнение, – написал Наполеон Жозефу 1 сентября. – Увидим, чем это закончится»{213}. Позднее Алексис де Токвиль заметил, что государства наиболее уязвимы тогда, когда проводят преобразования. Это наблюдение было особенно верным в отношении Франции осенью 1795 года.
23 августа Конвент принял третью cо времени падения Бастилии конституцию – Конституцию III года. Она должна была вступить в силу в конце октября. Двухпалатное Законодательное собрание, образованное Советом пятисот и Советом старейшин, заменило Конвент, а состоящее из пяти членов правительство, названное Директорией, – ставший олицетворением террора Комитет общественной безопасности. В этот период преобразований противники революции и республики увидели свой шанс. 20 сентября австрийцы на Рейне перешли в контрнаступление, экономика Франции все еще была очень слаба, а коррупция процветала. Враги республики объединились и тайно привезли в Париж большое количество оружия и боеприпасов, чтобы в первую неделю октября свергнуть новое правительство.
Хотя террор закончился и Комитета общественной безопасности уже не существовало, гнев и горечь обратились против сменившей его Директории. Подготовка восстания сосредоточилась в 48 секциях Парижа – выделенных в 1790 году районах, которые контролировали местные комитеты и подразделения Национальной гвардии. Хотя восстало всего семь