поднимая шейки и поворачиваясь губами к солнцу; сифоны на концах их шеек блестели. Моллюски расцветали нежно-белым и перламутровым, выглядывая из образовавшейся после отлива трясины.
Исмаил и Хацуэ присели над моллюском, рассматривая сифон и обсуждая подробности его строения. Они сидели тихо, стараясь не делать резких движений, чтобы не вспугнуть моллюсков. Хацуэ поставила ведро; в одной руке у нее была лопата, другой она показывала на темно окрашенную раскрытую губу моллюска, отмечая ее размер, тона и полутона, окружность влажной щели. Хацуэ решила, что им попался «конский» моллюск[20].
Им с Исмаилом тогда было по четырнадцать, и они с увлечением отыскивали моллюсков. Стояло лето, и остальное их не больно-то занимало.
Они подошли ко второму сифону и снова присели. Хацуэ, сидя на коленях, выжимала волосы, и соленая вода стекала по рукам. Перебросив волосы за спину, Хацуэ расправила их, чтобы высушить.
– Вот он, – тихо сказала она.
– Здоровенный, – ответил Исмаил.
Хацуэ наклонилась вперед и просунула указательный палец в отверстие сифона. Они увидели, как моллюск вдруг замер и втянул шейку в песок. Хацуэ сунула ему вдогонку ольховый прут; прут погрузился на два фута.
– Он там, – сказала Хацуэ. – Большой.
– Теперь моя очередь копать, – ответил Исмаил.
Хацуэ передала ему свою лопату.
– Ручка расшаталась, – предупредила она. – Гляди, чтобы не сломалась.
Исмаил копнул, и на поверхность поднялись раковины, ветки и морские черви; он вырыл канавку, чтоб не залило приливной водой. Хацуэ, улегшись животом на теплый песок, вычерпывала воду протекавшим ведром; ее ноги были гладкими и загорелыми.
Когда ольховый прут опрокинулся, Исмаил упал на землю рядом с Хацуэ и стал глядеть, как она копает. Показался сифон моллюска; они увидели отверстие, в котором скрылась его шейка. Исмаил и Хацуэ лежали у края ямки; они копали в грязи до тех пор, пока раковина моллюска не показалась на треть.
– Тащим? – предложил Исмаил.
– Лучше подроем под него, – ответила Хацуэ.
Это он научил ее выкапывать съедобных моллюсков. Четыре года они каждое лето охотились за ними, и у Хацуэ стало получаться гораздо лучше, чем у него. Она говорила с такой уверенностью, что у него не оставалось в этом никаких сомнений.
– Крепко засел, – показала она на моллюска. – Потянем сейчас – разорвем на части. Не будем торопиться, покопаем еще. Так лучше.
Когда пора было уже вытаскивать, Исмаил просунул руку как можно глубже, прижавшись щекой к земле, рядом с коленкой Хацуэ. Он был так близко, что видел только коленку и чувствовал запах соли, выступившей на коже.
– Осторожнее, – приговаривала Хацуэ. – Потихоньку, не торопись… Потихоньку…
– Поддался, – пропыхтел Исмаил. – Пошел…
Потом Хацуэ взяла моллюска у него из рук и промыла на мелководье. Потерла раковину ладонью и обмыла длинную шейку и ногу-присоску. Исмаил положил моллюска в ведро.