судьбами других. Советская история выдвигает собственных персонажей – классическим маленьким человеком был Ежов, волею Сталина превратившийся из мелкого милицейского начальника во всемогущего и страшного наркома внутренних дел, а потом, когда массовые чистки были закончены, сам отданный на растерзание репрессивной машине, с иронической формулировкой «за уничтожение кадров».
Леонид Зорин пишет в книге «Зеленые тетради»: «Никто не думал, что Акакий Акакиевич в другое время в другой стране вдруг окажется Шикльгрубером и придется платить ему страшную цену за украденную шинель. Чертов маленький человек! Когда же поймут, как он может быть страшен?!»
К чести Микояна, он не дал никакого хода письму Березина – просто «замотал». Однако сколько таких же писем нашли поддержку у вышестоящего начальства? Ведь для того чтобы отказать в подобной просьбе, тоже требовалось немалое мужество. Тот, кто не проявлял должной настойчивости в борьбе с «врагами народа», сам мог оказаться в их числе.
Письмо Березина могло бы показаться наивным и даже комичным, если бы речь не шла о жизни и смерти людей. Впрочем, террор – это не просто политика, внушающая ужас, система, основанная на страхе, когда люди, находящиеся у власти, и исполнители приказов сами запуганы, быть может, не меньше своих жертв. Это ситуация, в которой все боятся друг друга и многие жестокие решения предопределены именно этим страхом. Надо нанести удар первым, надо действовать, чтобы самому не оказаться жертвой.
Положение Микояна давало ему некоторую защищенность, определенный уровень уверенности в себе, что делало его человеком для того времени почти исключительным. Эта «защищенность» распространялась и на его ближайшее окружение, но она отнюдь не была безусловной и гарантированной. На стол Микояну ложится множество писем от самых разных людей с просьбами о помощи. Но это уже не наивные писания профессора Карлсона. Кого-то уволили, кого-то выселили, студентку, отец которой арестован, хотят отчислить из института. Директора крупного предприятия хотят снять, поскольку «доказаны подозрительные связи его сына с заграницей». Микоян просит разобраться, но часто получает открытки стандартного содержания: «…такой-то арестован органами НКВД». И здесь уже ничего сделать нельзя.
Впрочем, пока человек на свободе, ему еще можно как-то помочь.
«Мурманск, ул. Сталина. Д. 38, кв. 34. Выселение из квартиры отменить. Выдать 2500 рублей пособие.
А. Микоян».
«Ростов-на-Дону, обком партии, Евдокимову. Прошу оставить работе отделении пищевой индустрии бывшего директора Азовского рыбного завода Скляренко.
А. Микоян».
Драматично разворачиваются события в Виннице, там, откуда Ронжин посылал отчаянные телеграммы Микояну, а затем слег. В ноябре 1937 года некоего Боряка, главного инженера Угроедского сахарного завода, сняли с работы. Микоян опять просит разобраться и получает ответ от старшего инспектора по кадрам Борейко: «Сообщаю, что последний арестован органами НКВД». Причем Ронжин заступился за Боряка. Теперь