голос окреп.
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Семен, – просто моя ты, не хочу делиться ни с кем, даже чтобы смотрели, не хочу.
После таких слов барышня, как и положено, растаяла, а кавалер, притворившись успокоенным, на самом деле затаил темные мысли.
Работа в поле у Семена закончилась быстро и неожиданно: вверенное ему стадо ополовинили волки. Вроде и не положено клыкастым в это время промышлять, но невезучая звезда Глашиного жениха и тут его подвела. Староста Елизарий, в чьем ведении находились буренки, рассвирепел и приказал гнать нерадивого пастуха поганой метлой. Маслобойное производство, прославившееся на всю Россию и даже за ее пределами, требовало жесткой руки, хочешь жить справно – работай.
Семен обиделся и надумал податься в город на заработки.
– Нет мне места на селе, не сельский я человек, – исповедовался он разочарованной невесте. – Мне нужен энтот, как его… масштаб!
В городе не то что в деревне, там есть где развернуться.
Глафира не больно верила в городские блазни[21] и масштабность возлюбленного, но молчала. Бог с ним, с жалованьем, как‐нибудь проживут. Ее больше огорчала неизвестно на какой срок откладывавшаяся свадьба. И не так чтобы у матушки плохо жилось, но соседи поглядывали и шептались за спиной. Если уж невеста, то пусть кольцо дарит и сватает как положено. А одними разговорами дом не построишь.
– Ты не вздумай глазки строить, пока меня нет, – напутствовал Семен, – я недалече, вмиг узнаю и обернусь.
– Что ж ты глупости городишь! Я на работу и домой, времени нет ни на глазки, ни на сказки.
– И кольцо то, что Глеб Веньяминыч подарил, не смей носить. Я сам тебе куплю. Поняла?
– Какой Глеб? Семен, ты в своем уме? Княжич жениться собирается, невеста у него из господ – Дарья Львовна, умница и красавица. Рисует маслом, на фортепиано играет, все к свадьбе готовятся. Зачем бы ему на меня смотреть?
– То невеста, а то – другое. Будто не понимаешь… – Семен надулся и запыхтел, как поспевающий самовар, и Глафира решила не шоркать по ссадине, сам остынет и одумается.
К зиме братец Карп подарил матушке охотничий трофей – лисью шкуру, мать отдала его Глаше, а та заказала у скорняка настоящее манто, как у Елизаветы Николаевны. Носить некуда, но зато как хороша золотоволосая ладушка в рыжих ручейках густого блестящего меха! Когда‐нибудь они с Семеном поедут в Омск и там отправятся в театр – самое место такому украшению.
К свадьбе молодого княжича Шаховские затеяли переделку, и безоглядно щедрая Елизавета Николаевна одарила Глафиру слегка пообтрепавшимися снизу шелковыми портьерами и вышитыми покрывалами. Красота неописуемая! Конечно, матушка сразу спрятала все это добро в приданое, чтобы сразить сватов наповал.
Семен изредка наведывался из города, говорил туманно, смотрел рассеянно. Вроде бы помогал в какой‐то хлебной лавке, ждал повышения. Но в следующий раз то оказывалась вовсе не булочная, а часовая мастерская, где механику не в пример сподручнее строить карьеру. Лисье