Время утопии: Проблематические основания и контексты философии Эрнста Блоха
Геббеля составили для молодого Лукача эстетический канон. С Геббеля «по-настоящему берет начало современная драма, независимо от того, будет ли она иметь продолжение» (Lukäcs G. Entwicklungsgeschichte des modernen Dramas. Darmstadt; Neuwied: Luchterhand, 1981. S. 242).
149
Lukäcs G. Briefwechsel… S. 230.
150
Фактически все книги Блоха – это собрание эссе, написанных в разное время и по разному поводу. Впрочем, см. о разных жанрах разных книг: Czajka A. Poetik und Ästhetik des Augenblicks… S. 71.
151
Лукач Г. О сущности и форме эссе // Лукач Г. Душа и формы. С. 54–55. Ср.: PA, 258.
152
В 1-м издании этот текст был частью большого раздела под общим названием «Комический герой», от которого во 2-м издании осталось лишь обсуждение «Метафизики трагедии».
153
В переписке Лукача и Блоха тематика трагедии тоже обсуждается, но лишь в одном письме, где Блох рассуждает конспективно и очень общо (Br I, 40–41).
154
Это забвение мира – темного, не поддающегося ни рационализации, ни даже мистическому озарению – важный пункт расхождений не только с Лукачем, но и с Мейстером Экхартом. См.: Pelletier L. Ernst Bloch a la rencontre de la phenomenologie. S. 208.
155
Ср. также: PH, 1031–1039, где Блох берет себе в союзники и Гегеля.
156
Christen A. Ernst Blochs Metaphysik der Materie. S. 78.
157
См.: Münster A. Utopie, Messianismus und Apokalypse… S. 61–69. Неслучайно в «Духе утопии» Блох критикует формалистическую музыкальную эстетику Эдуарда Ганслика и понимает форму как некую внутреннюю – весьма предварительную – связь внутри материала (Czajka A. Poetik und Ästhetik des Augenblicks… S. 199), страмин, пестрый ковер (понятие, использованное рано умершим другом Лукача Лео Поппером (Münster A. Op. cit. S. 171)), неотчетливое переплетение линий, доселе не расшифрованное выражение unio mystica (Lehmann G. Stramin und totale Form: Der Kunstphilosoph Georg Lukacs und sein Verhältnis zu Ernst Blochs Ästhetik der Hoffnung // Weimarer Beitr. 1985. Bd. 31. S. 533–557). Г. Леманн показывает, что у Блоха форма бессильна, она не созидает реальности и не может сама по себе ее изменить. Поздний Блох вообще избегает понятия формы, вместо нее изучая подобия и аллегории (Op. cit. S. 540f.).
158
Проблему историчности форм прекрасно сознавал и Лукач (ср. его письмо П. Эрнсту: Lukacs G. Briefwechsel… S. 282), написавший «Историю развития современной драмы» и затем философско-историческую «Теорию романа». Он понимал, что в теории трагедии следует убедительно показать, чем трагическое отличается от других художественных форм. Впрочем, в метафизике трагедии Лукач ставил себе другие, более отвлеченные философские задачи. Историко-социологический анализ любого типа здесь просто неуместен. Блох же продолжает эту линию критики и в «Принципе надежды», где упрекает Лукача, в частности, в неприятии идеи жертвы как основополагающей для трагедии (идею жертвы считал центральной для трагедии и Беньямин), в удалении не только социально-исторического контекста, в котором находится драматический герой, но и традиционных идей судьбы и воздаяния (PH, 1375).
159
Radnöti S. Bloch and Lukacs: Two Radical Critics in a “Godforsaken” World // Telos. 1975. Fall. No. 25. P. 156–166.
160
Lehmann G. Stramin und totale Form…
161
См.: Riedel M. Gewaltrecht des Guten? Moraldämonismus und das ursprüngliche Problem der Moral bei Bloch und Lukacs // Sinn und Form. 1993. Hf. 3. S. 423–435.
162
Bolz N. Mystische Theokratie. S. 311.