Невского. Броневики продолжали стоять. На нас не обращали внимания.
«Что такое? – недоумевал я. – Они ждут, очевидно, приказаний. Но почему не трогают нас? Да я бы за проделку с грузовиками давно уже расправился бы, да так, что никто ноги не унес бы, – злился я за пренебрежете к нам. – Нет, они нам что-то готовят, но что? А не все равно тебе что? Они в данном случае господа положения. А ты свою роль окончил. Как глупо начал, так глупо кончил. Ну, затянул Лазаря! Подожди, авось что-нибудь изменится». И в этот же момент первый броневик начал идти к Невскому.
А вслед за его уходом на тротуаре показалась штатская фигура военного комиссара.
«Что такое? Ты мило гуляешь? Или я с ума сошел! Ничего не понимаю! Что за чушь творится?!» – гудело в голове.
– Соберите юнкеров и постройте их, да быстрее. Я согласился прекратить осаду. За что получил свободный проход для юнкеров, – проговорил, подойдя ко мне, не смотря на меня, комиссар.
Я не ответил ни одного слова.
Через 2–3 минуты мой оставшийся взвод уже равнялся, строясь на Гороховой улице. С баррикад на мосту через Мойку на нас смотрели пулеметы.
– Смирно. Направо. На плечо! – ровно командовал я, как будто это обычное занятие на дворе школы. – А второй взвод тоже уже ушел? – задал я вопрос.
– Не знаю, но я думаю, они сами догадаются это сделать, увидя, что мы ушли, – ответил наш злой гений.
– Шагом марш! – скомандовал я. Взвод пришел в движение.
– Если бы юнкера не были бабами, все дело пошло бы иначе, – вдруг бросил злое, глубоко несправедливое, недостойное обвинение достойный друг главноуговаривающего.
Чтобы не отяготить своей души, я, вместо ответа, стал подсчитывать ногу.
Пересекая улицу Гоголя, я чуть было не вздрогнул: поперек улицы стояла команда матросов с винтовками на изготовку.
– Раз, два!.. Ногу тверже!.. – с упорством крикнул я слова команды, маршируя дальше, чутко вслушиваясь в воздух в стремлении услышать щелканье затворов.
Но в воздухе стояло мерное отсчитывание шага моего взвода.
– Левое плечо вперед! – выходя к Александровскому скверу, подал я команду, с облегчением уводя взвод от тяжело-нудной атмосферы Гороховой, принесшей столько разочарования, стыда, и боли.
Поравнявшись с Невским, я, все же боясь, что 2-й взвод, может быть, продолжает стоять на Невском, отправил к прапорщику Одинцову юнкера связи с приказанием идти в Зимний дворец.
Еще несколько минут, и мы вышли на площадь. Разнообразные чувства волновали душу, когда мы направлялись к Зимнему дворцу, где мерещились упреки, насмешки, и чувство горечи к виновнику наших напрасных переживаний неудачи сразу выросло в дикую ненависть и презрение. Вот и памятник, уходящий в густоту нависших сумерек спустившегося на город вечера, а несколько дальше к Миллионной стоят каких-то два броневика.
Увидев нас, броневики вздрогнули и мирно поплыли к нам. «Наши – не наши? Э, разницы нет. Обнюхаете нас и вернетесь на свои места. Сегодня игра в кошки с мышками – ведь здесь военный комиссар!» –