или запугали их, – предположил Владимир.
– Нет, это было бы невозможно. Мой свекор до создания бизнеса был генералом, настолько неразговорчивым, что даже жена и сын редко слышали его голос. Андрей пошел в маму – был такой же легкий и добрый. Запугать или подкупить Николая Федотовича невозможно вообще.
Ласкарина покачала головой.
Потом она молчала. Синегоровы поняли, что она хочет сказать что-то еще.
Так и было:
– Меня больше всего беспокоит, что это удар по Ватацису – по Ивану Васильевичу. Почему-то он очень не любит, понимаете, ну очень не любит упоминаний о том, что когда мы женились, я была вдовой после первого брака. Я не хочу, чтобы что-то огорчало Ваню.
Синегоровы удивились (хотя и не подали вида): они впервые слышали, что Ласкарина так по-домашнему говорила о своем супруге, и при этом – еще и так заботливо – «Ваня». Раньше она всегда называла его «Ватацис»
Ирина Федоровна повторила, с огорчением качая головой:
– Он очень расстроится.
– Скрыть от него это невозможно? – спросил Владимир.
Виктор с укором посмотрел на брата.
– Нет, скрыть можно, но это еще хуже – он же все равно узнает.
Ласкарина прищурила глаза:
– Есть какие-то мерзавцы, которые хотят внести разлад между мной и Ваней, и есть кто-то внутри корпорации или кто-то близкий к нашей семье, кто сообщил тем мерзавцам эту информацию. Их нужно остановить. Я не могу потерять его.
– Ваши дяди?
– Нет, им такая личная информация никогда не сообщалась.
В словах Ласкариной прозвучало сейчас вот только что не откровенное презрение к ее ленивым дядям.
Она продолжала:
– То есть это удар по мне через него, в первую очередь это удар по нему. А люди знают, что я Ватациса в обиду не дам – никогда и никому.
Глаза Ласкариной горели таким ярким и холодным огнем, что Синегоровым стало очевидно: людям, организовавшим эту публикацию, задевшую Ивана Ватациса не поздоровится.
Ирина Федоровна меж тем продолжала, явно взбодряясь:
– Так, хорошо, что вы мне сразу сообщили. Дайте мне эту газету, и я сразу же поеду к Ване, все ему расскажу – лучше я ему расскажу про эту гадость, чем кто-либо иной. Мне важно не потерять его доверие. Все остальное – потом.
Ласкарина взяла газету и встала из-за стола.
– И обсуждение иска о защите чести и достоинства? – спросил Виктор.
– Да. Все потом. Сейчас – Ваня.
С этим словами Ирина Федоровна уже стремительным шагом выходила из переговорной и потом из офиса бюро Синегоровых.
А братья переглянулись, теперь уже открыто. Надо же, суровая решительная уверенная деловая женщина, истинная бизнесвумен, жестко руководящая крупной корпорацией – и у нее такие нежные чувства к мужу (которого обычно она чаще всего называла просто по фамилии).
Как же многогранен бывает характер. И как много всего может быть скрыто в одном человеке.
Но предаваться философско-психологическим